— Я возьму твой подарок. Документы где?

— В бардачке…

— Спасибо, — я развернулась и бросила через плечо. — И да, ты обещал от меня отвязаться.

Зашла в квартиру и захлопнула дверь. Тут же приникла к монитору видеозвонка. Леонид медленно поднялся на ноги. Стоит и смотрит на преграду, выглядит при этом так, будто оплёванный. А ещё растерянный, раздавленный и уничтоженный. Он наверняка думал, что я растаю и всё ему прощу. И тут вдруг такой поворот событий! Смеюсь, закрыв рот ладонью, чтобы не услышал.

С того памятного момента прошло три дня. И вот, всё так же вечером, звонок в дверь. Смотрю: ого, Лёнька тяжелую артиллерию притащил! Изольда Северова собственной персоной! Мне даже показалось, что где-то на заднем плане сынуля её беспутный мелькнул. Но ладно. Я собрал ась с духом и открыла дверь.

— Здравствуйте, Анжелика, — говорит несбывшаяся свекровь. Голос строгий, почти суровый. На лице — боевая косметика, которой могли бы индейцы-апачи похвастаться: увидев такое, бледнолицые побросали бы свои огненные палки и разбежались в ужасе.

— Добрый вечер, — отвечаю, стараясь оставаться невозмутимой. Но как трудно видеть эту молодящуюся обезьяну с начёсом на тщательно выкрашенной голове! И одетой, как… У меня нет слов, чтобы дать название этому стилю. По мне, так разве что «Пойди и выбрось», — так этот бренд зовётся.

— Мой сын, Леонид, несколько дней назад сделал вам подарок — автомобиль «Мерседес», — говорит Изольда Сергеевна. При этом выговаривает в названии не «э», а старательно выводит «е», потому «с» и «д» становятся мягкими, звучит противно.

— Да, и что? Вы какое отношение имеете к этому?

— Мой сын совершил глупость. А ведь я его предупреждала, что такая, как вы… — она смерила меня презрительным взором с головы до ног. Надо же, какая разительная перемена в отношении! Вот что бабло мертвотворящее с человеками делает! — Вы ему не пара! — выпалила Изольда.

— Ну, бывает, — пожала я плечами. — Так чем обязана?

— Я прошу вас вернуть автомобиль, — говорит Северова, протыкая меня серыми глазами под обведенными густо и чёрно веками.

— У меня его нет, — я нашла в себе силы растянуть рот в улыбке.

— К-как это нет?! — от возмущения недосвекровь даже заикаться стала.

— Очень просто: я от него избавилась.

— Да к-как вы… посмели! Он не ваш! — взвизгнула Изольда, потеряв свой надменный тон.

— Ошибаетесь, Изольда Сергеевна, — отвечаю ей немного насмешливо. Самую малость, чтобы приличия сохранить. — Машина была моя, ваш сыночка оставил в ней дарственную на моё имя. Так что по закону она — моя собственность.

— Да он… да он не имел права! — продолжила истерить Северова.

— Уж это со своим наследничком сами там разбирайтесь, — отвечаю и собираюсь закрыть дверь. Но у Северовых, видимо, это семейная черта — ноги в проём засовывать, рискуя инвалидами остаться.

— Верните машину, пожалуйста, — Изольда полна сюрпризов. Поняв, что нахрапом меня не взять, сменила тактику. — Она вам совсем не нужна, а мне за неё ещё три года кредит выплачивать.

Мне даже становится на секунду жалко эту женщину. Может, она и хороший человек. Нам близко общаться не доводилось. Но каждый баран вешается за свою ногу. Леонид — её сын, не мой. Она его так дурно воспитала. Пусть пожинает плоды. Да и машины у меня в самом деле нет, было бы просто сунуть ей ключи и распрощаться. Увы, поздно.

— Я её продала, — сообщаю Изольде.

И опять! Вот это перемена! Ей бы вместо сына актрисой служить!

— Да как ты посмела, дрянь?! — визжит Северова на весь подъезд. — Кому ты продала?! Отвечай!

А вот это она очень зря. Меня горлом не возьмешь. Я много таких повидала, и в детском доме прошла суровую школу подготовки по данной части. Там сразу становилось понятно: если кто орёт — он слабый. Сильный или бьёт, или так скажет, что сам всё сделаешь немедленно. Правда, сначала все-таки приходилось бить.

— И не только продала, — ледяным голосом ответила я Изольде. — Но даже все деньги потратила! — и прямо перед её носом хлоп дверью! У Северовой аж накладные ресницы чуть не сдуло вместе с остатками волос на голове. Может, и с бровями, только у неё их там нет — сплошной татуаж.

Конечно, звонила. Конечно, стучала. Но я не открыла, а просто молчала. Не буду же я этой бешеной тётке рассказывать, что «мерин» действительно продала буквально позавчера. И сразу же поехала в свой детдом, пообщалась с директором, а потом на все деньги купила им туда промышленную хлебопечь. У них старая была, совсем дрянная, давно сломалась, им привозили магазинный. Теперь ребята будут есть свежий хлебушек.