– Когда этот туман впервые увидела мама, то она услышала фразу: «С новым воплощением, милая. Живи, дитя, он найдет тебя сам». А позже мне это нечто сказало: «Теперь твой дом здесь. Расти, дитя, он найдет тебя сам».

Повисло молчание, пока она, уйдя в себя, вновь обдумывала эти слова.

– Кажется, смысл этих фраз теперь становится понятней, - промолвила она. – И много чего еще проясняется.

Я подошел к стене, чтобы снять оттуда портрет и развернул его тыльной стороной, где так же моей рукой были написаны слова пророчества Ингерд о нашей встрече в ее следующей жизни.

– Что это? – спросила она.

– Это то самое пророчество, оставленное тобой перед…

Я не договорил, но она поняла, что имелось в виду. Когда теперь Герда стояла передо мной, говорить ей о том, что когда-то ее убили, было невероятно сложно и даже жутко.

Подойдя ближе ко мне, она обратила взор на строчки пророчества и прочитала их вслух:

– «Ничего не проходит бесследно. Тело наше бренно, но душа воистину бессмертна. После смерти ей нужен покой, чтобы вновь возродиться в новом теле. И снова жить. Мы проживаем тысячи жизней. Я еще приду к тебе. Все повторится. Ты найдешь меня. И через тысячу лет вновь выпадет снег, и тогда я вернусь. Моя дорога к тебе будет устлана цветами и снегом. Я буду звать тебя, услышь мой зов». Хм, не знаю, что там насчет цветов, но снег уже лежит, - произнесла она задумчиво. – А вот насчет тысячи лет, я, кажется, в той жизни ошиблась. Тебя ведь обратили в вампира восемьсот лет назад, если я не ошибаюсь?

– Все верно, - кивнул я. – Если быть точнее, восемьсот один год назад. В тот день я возвращался с братом с наше поместье с общего собрания, но попал на кровавую расправу, устроенную двоюродным братом отца, который хотел забрать себе наши земли, и ради этого даже стал вампиром. Наверное, рассчитывал на особую силу бессмертного. Без нее его бы там в бараний рог скрутили. Ты умирала, когда я нашел тебя на поляне около озера. Насколько я понял тогда, ты пыталась увести хотя бы часть людей, чтобы спасти их, но вас все равно обнаружили.

– Так тебя превратил в вампира твой двоюродный дядя? А как же Олег? – уточнила она.

– Не совсем. Укусил-то меня дядя. Пока мы с тобой прощались, я ловил каждое твое слово, каждый вздох… И ничего вокруг не замечал. А в это время он тихо нейтрализовал Вальгарда, а потом взялся на меня. Сомневаюсь, что в его планы входило превратить нас в созданных вампиров. Скорее, ему просто нравилась мысль, что мы погибли от его рук. Но тут его настиг карательный отряд Совета потомков Фаэтона, который уже знал о том, что новообращенным нарушен один из главных законов бессмертных. Олег уже тогда состоял в этом Совете, и в тот день он пришел вместе с карательным отрядом. Он поделился со мной и братом своей кровью, обратив нас. Твои последние слова были: «Вечность уже за твоей спиной». Умирая, ты предвидела мое обращение, Герда. Вот так в один день я обрел вечную жизнь, но надолго потерял тебя.

Я подошел к ней, и она не отстранилась. Легкое прикосновение руки к ее щеке вызвало у нее легкую мимолетную улыбку. Одна вышла она совсем грустной.

– Так вот в чем причина всех моих странностей, - промолвила она, тяжело вздыхая. – Теперь все становится на свои места. И мои разговоры во сне на шведском языке, и сны и видения, где я нахожусь в незнакомых мне местах, но как будто все там знаю.

– Ты и в тот день, когда мы стали нитар, сказала мне на шведском: «Мой любимый». Но кажется, это вышло неосознанно.

В ответ она удивленно посмотрела на меня.

– Что, я прям так и сказала?

– Именно. Так и сказала. А какие ты видела сны? Поделишься со мной?

– Поделюсь, - незамедлительно ответила она, и взяла меня за руку. – Закрой глаза, Эрик и ты все увидишь. Я покажу тебе.

От ее прикосновения по коже побежали мурашки. Я послушно закрыл глаза, и перед моим внутренним взором из недосягаемой глубины веков восстали ее воспоминания, которые по законам мироздания должны были навсегда кануть в Лету, но по воле Богов или судьбы они, преодолев сотни лет, настигли ее уже в новой жизни. Вот мы вдвоем стоим на той самой пристани в родовом поместье моего отца. Ей понравилось это место еще до свадьбы, когда она с отцом приезжала сюда. Оно словно манило ее, став местом силы. Она могла в конце дня прийти сюда с тальхарпой, и, глядя на морскую гладь, с упоением касаться струн смычком, рождая музыку невиданной красоты. Эта музыка ветром разлеталась по округе, заглядывая в каждый дом и даря всем, кто ее слышал отраду и умиротворение.

– Тебе не угодна моя игра?

– Как ты могла подумать такое, Ингерд? Играй, милая, если просит душа. Пой, если хочется песен. Музыка заставляет твои глаза сиять. Если это – твоя радость, я не смею отнимать ее…

В один из вечеров я пришел на пристань первым и ждал ее. И теперь видел себя ее глазами. Как задумчиво смотрю на горизонт и оборачиваюсь на звук ее легких шагов.

А вот и знакомая до сердечной боли поляна у озера в тот роковой день, разлучивший нас на века. Растерзанные тела усыпают его берег. Тяжелое дыхание в гнетущей тишине, таящей крадущуюся по пятам беду.

– Твоя песенка спета, девочка Северного Ветра… Может быть, он еще застанет тебя живой. А может быть, и нет…

Холодный насмешливый женский голос резал как острое стекло, ее слова вгрызались в мозг тысячей ледяных осколков, и изумленно вздохнув, я невольно отнял руку. Цепочка видений тут же оборвалась.

– Герда, женский голос, - промолвил я, все еще находясь в замешательстве.

Неужели вместе с убийцей Роальдом был кто-то еще?

– Почему этот женский голос из моего сна тебя так удивил? – спросила она.