Кандидатуры обсуждаются с разных сторон: сравниваются научные титулы и звания, на аптекарских весах взвешиваются регалии и заслуги. И круг претендентов неумолимо сужается. В конце концов остаются двое. И преимущество явно на стороне Зураба Гомартели. И парочка добрых слов, склонившая чашу весов в пользу Зураба, — результат его воистину завидной энергии и целеустремленности.

Меня поражает, а если быть точнее, тревожит энергия Зураба Гомартели. И вообще меня тревожат все энергичные люди. Я не в состоянии начинать и делать несколько дел одновременно. Даже переключение с одного на другое дается мне с немалым трудом. Более того, я теряюсь, впадаю в отчаяние, безнадежно раздваиваюсь.

Я человек настроения и часто оказываюсь жертвой эмоциональных стрессов. Достаточно мне узнать что-то неприятное — и дело тут же валится у меня из рук. Зураб Гомартели эмоционально выхолощен, но зато упорен и настойчив…

Старый президент погружен в раздумья.

«Зураб Гомартели?»

Бог весть, от какой мелочи, от какой безделицы зависит порой судьба человека. Только-только чаша весов склонилась в сторону Зураба Гомартели. Вопрос вот-вот должен решиться… Но… Один-единственный телефонный звонок может круто изменить все. По телефону можно услышать всякую всячину: и нечто важное, и сущий пустяк, а в итоге дело, которое, казалось бы, уже окончательно сладилось, вновь идет вкривь и вкось.

К примеру, у старого президента занемог внучек: температура тридцать шесть и девять. Подумаешь, скажете вы, ничего особенного, что это за температура, да еще летом. Но не забывайте, речь идет о ребенке… И как тут не расстроишься.

Вполне возможно, что звонят из вышестоящей инстанции с просьбой написать небольшую статеечку в газету или просто поздравить с юбилеем.

Внимание рассеивается. И микроскопическое преимущество, добытое Зурабом Гомартели, сходит на нет. Другие мысли занимают теперь президента. Не лучше ли вернуться к этому вопросу завтра, утомленно скажет он. И никто не посмеет возразить. А завтра президенту некогда, послезавтра — научная конференция, послепослезавтра — прием зарубежных гостей и осмотр академии. А потом наступят другие дни, дадут о себе знать иные проблемы…

И все же судьба благосклонна к Зурабу Гомартели.

Соискатель директорского кресла Института физики элементарных частиц одевается со строгим вкусом: просто, неброско, всегда чисто выбрит и подстрижен, как требует того его общественный статус. В рестораны ходит теперь крайне редко, а потом и вовсе забывает туда дорогу. На застольях и официальных банкетах довольствуется лишь половиной бокала вина. Тем самым он дает почувствовать представителям старшего поколения, что придерживается одинаковых с ними норм жизни…

Неожиданно выплывает новое имя — Кобахидзе, Роман Кобахидзе.

— Кто, кто? — переспрашивает президент.

Да, это новое имя возникает совершенно неожиданно. Так нередко бывает с охотником — ружье уже зачехлено и охота закончена, а из-за куста внезапно пулей вылетает косой…

Он работает в Дубне. Ему сорок лет, естественно, доктор наук. Недюжинный экспериментатор и воспитанный молодой человек (если, конечно, можно назвать молодым человеком сорокалетнего мужчину).

Назвавший имя Романа Кобахидзе дает ему отменную характеристику.

Микроскопическое преимущество Зураба Гомартели тает как снег.

Стоит подумать. В Институте физики элементарных частиц несколько человек в равной степени заслуживают директорской должности. И все они молоды. В физике элементарных частиц, как известно, нет сколько-нибудь пожилых и притом авторитетных ученых. Выделить хотя бы одного из молодых означает обронить яблоко раздора. Ведь все они дружат между собой, и вдруг завтра один из них сделается директором. Каждое его замечание будет восприниматься болезненно, как личное оскорбление, не будет конца обидам и трениям. А вот Роман Кобахидзе — совсем другое дело. Чужой человек не будет ущемлять самолюбия друзей. Правда, Нодар Геловани наиболее достойный кандидат, но что поделаешь, он даже слышать об этом не желает. Поэтому самое разумное в сложившейся ситуации — призвать Романа Кобахидзе, разумеется, если тот даст согласие.

Но нет, судьба воистину благоволит к Зурабу Гомартели.

Кто-то перегородил поток тяжелой доской и отвел его в сторону.

Леван Гзиришвили создал институт, вырастил целую плеяду ученых. Разве не оскорбим мы память большого ученого, отдав институт чужаку? Люди собственноручно возвели в горах огромную лабораторию, прогремевшую на весь мир. Да и как поставить во главе учреждения ученого (поймите меня правильно, я знаю Романа Кобахидзе как прекрасного специалиста, солидного и выдержанного человека), в глаза не видевшего ни лаборатории, ни института? Как на это отреагирует коллектив, не воспримет ли он эту акцию как неуважение к себе? Лично я считаю (повторяю еще раз, никаких чувств, кроме симпатии, я к Роману Кобахидзе не испытываю), что подобная реакция вполне справедлива, ибо такое решение вопроса будет означать неверие в силы сотрудников института.

Седовласый президент нетерпеливо постукивает о стол костяшками пальцев.

Чаши весов постепенно выравниваются, а затем незаметно склоняются на сторону Зураба Гомартели.

В таком деле торопиться не следует, вопрос достаточно серьезен, надо все хорошенько продумать, еще раз взвесить все «за» и «против». Ведь не горит же в конце-то концов!

На папках тщательно завязываются тесемки, все встают и гуськом покидают кабинет президента.

Президент снимает очки и энергично протирает их стекла платком.