Натия готовила программу курсового концерта. Дома никого не было — все знали, что заниматься Натия любит в одиночестве. На девушке было ситцевое платье с белым воротничком. Оно придавало ей совсем детский вид.

Когда у дверей позвонили, Натия недовольно поморщилась. Медленно, нехотя она встала, открыла дверь и искренне удивилась — перед ней стояла улыбающаяся Миранда.

— Пожалуйста, входите, — растерянно пригласила Натия.

Миранда поцеловала ее и вошла в комнату.

— Занимаетесь? Кажется, я помешала вам, — сказала гостья, бросив взгляд на открытый рояль.

— Ничего, — вежливо улыбнулась Натия и, предложив ей стул, сама села на диван.

Толстуха Миранда сильно запыхалась, поднимаясь по лестнице. Она уселась поудобней и блаженно засопела. Натия знала, что Миранда — подруга Маринэ, и видеть ее, да еще у себя дома, не доставляло ей особого удовольствия.

А Миранда не знала, как приступить к разговору. Она надеялась, что Натии уже известно о женитьбе Левана, и хотела выяснить причины столь внезапного появления Левана у Миндадзе и неожиданной, молниеносной свадьбы. Миранда и Лела ломали себе головы над всем этим. Внимательно наблюдали за Миндадзе, взвешивали каждое слово Левана, но ничего не понимали, разгадать эту загадку они не могли. Леван Хидашели продолжал играть роль счастливого мужа…

— Маринэ вышла замуж! — выпалила Миранда, решив, что Натия ничего не знает.

— Правда? За кого? — спросила, улыбаясь, Натия.

— За Левана Хидашели!

Натия так побледнела, что Миранда вскочила и хотела бежать за водой.

— Этого не может быть! — еле слышно прошептала Натия.

— Позавчера расписались.

Натия сидела неподвижно и не отрываясь смотрела на Миранду: «Какие у нее глаза — вытаращенные, водянистые… Она похожа на лягушку…»

Миранда не выдержала взгляда Натии и в смущении принялась крутить громадную перламутровую пуговицу на платье.

Натия встала. Подошла к окну. Во дворе кто-то развесил огромный ковер и палкой выбивал из него пыль. На балконе напротив висели атласные одеяла и сияли на солнце кроваво-красным цветом. Кричали дети, кто-то кого-то звал, дребезжали звонки велосипедов.

Натия ничего не слышала. До ее сознания доходили только резкие монотонные удары палки по ковру.

По тому, как вздрагивали плечи Натии, Миранда догадалась, что она плачет.

— Вы сюда затем и явились, чтобы сообщить мне эту новость? — вдруг холодно спросила Натия, не поворачиваясь и по-прежнему глядя в окно. — Благодарю.

Миранда поняла, что ей лучше уйти, и осторожно вышла.

Натия услышала стук захлопнувшейся двери. Медленно отошла от окна и без сил опустилась на диван. Закрыла глаза, и крики детей, трель велосипедных звонков, гудение машин — все это слилось, превратилось в единый гул, в котором отчетливо выделялись монотонные удары палки по ковру. Звуки постепенно все приближались и усиливались, и эти удары словно отдавались в ее голове.

Перед глазами все закружилось. Натия чувствовала, будто диван постепенно поднимается к потолку, а палка все бьет и бьет. Натию охватил страх, ей показалось, что она падает. Она инстинктивно ухватилась за спинку дивана и открыла глаза.

Безмятежно светилось чистое небо, ветерок листал ноты. Кто-то смеялся на балконе противоположного здания. Кто-то по-прежнему выбивал ковер.

Слезы неудержимо хлынули из глаз Натии.

Утром в управлении сотрудники встретили Платона Миндадзе веселыми улыбками.

— В чем дело, случилось что-нибудь?

— Как, разве вы ничего не знаете? — удивился один из сотрудников.

Платон отрицательно покачал головой.

— Ваш зять представлен к званию Героя Социалистического Труда.

Платон почувствовал в груди глухую боль.

— Платон Прокофьевич, поздравляем!

— А вы откуда узнали?

— Разве в Тбилиси скроешь что-нибудь?

— Не знаю, лично мне ничего не известно!

— Наверное, хотел вам сюрприз сделать…

— Да, весьма возможно.

Платон вошел в свой кабинет. Бросил на стол портфель. Сел в кресло и нажал кнопку. В дверях показалась секретарша. Она хотела что-то сказать, но увидела угрюмое лицо начальника, и улыбка застыла у нее на губах.

— Ко мне никого не пускать! — коротко распорядился Платон.

Теперь для него все прояснилось, он понял, почему так легко удалось уговорить Левана Хидашели, понял и то, что теперь сладить с зятем будет совершенно невозможно.

За несколько недель замужества дочери на лбу Платона появились новые морщины, он как будто сразу постарел. Тинатин тоже все время была в дурном настроении, хотя по привычке и прихорашивалась. Теперь она знала, что Леван ее не выносит, но ей ничего не оставалось, как терпеть все ради дочери. Иногда она ездила в Рустави, и там каждый раз Маринэ плакала и жаловалась матери, что Леван никакого внимания на нее не обращает. Он сутками пропадал на заводе, а придя домой, садился за письменный стол. За три месяца он и трех раз не вышел с Маринэ на улицу. А если и соизволит обратить на нее внимание, то только затем, чтобы сделать насмешливое замечание.