— Смею ли я надеяться, что стены моей мастерской украсит когда-нибудь и ваш портрет? — вкрадчиво спросил художник.

Маринэ засмеялась, но было видно, что она с трудом скрывает свою радость.

Тимур Гвритишвили снял со стены гитару и подсел к табле.

В конце зимы Элизбар Хундадзе принес директору заявление об уходе на пенсию.

Иорам Рухадзе поднял очки на лоб и пристально посмотрел на начальника цеха. Потом нажал звонок, в кабинет вошла секретарша.

— Просите Георгадзе!

Наступило молчание. Иорам не знал, с чего начать разговор. Вскоре появился главный инженер, он приветствовал обоих и сел напротив Элизбара. Директор протянул ему заявление начальника мартеновского цеха. Главный прочитал и обратился к Элизбару:

— Что случилось, старина, не обидели ли мы тебя?

В душе главный инженер даже обрадовался решению Хундадзе. Он давно чувствовал, что начальник мартеновского цеха уже не может по-прежнему справляться со своей работой, но не считал удобным говорить об этом. Он очень уважал Элизбара, его биографию считал образцовой биографией металлурга. А переводить Элизбара Хундадзе на другую должность означало обидеть его, попросту выгнать с завода.

— Я устал, больше не могу, мартену нужен молодой руководитель.

— Тогда мы вас переведем на другую работу, хотя бы начальником центральной лаборатории! — сказал главный инженер и посмотрел на Иорама Рухадзе.

Ему не хотелось, чтобы старый металлург совсем оставил завод.

Директор в знак согласия закивал головой.

Элизбар горько улыбнулся. Нет, он не считал унизительным быть начальником центральной лаборатории, эта должность ничем не уступала его прежней, но его душа никогда не лежала к лаборатории. Для Элизбара Хундадзе переход из мартеновского цеха в лабораторию означал то же самое, что для солдата отправка с передовой в обоз.

— Я все взвесил и окончательно решил уйти с завода, я уже свыкся с этой мыслью. И теперь не хочу снова думать об этом и ломать себе голову; очень прошу вас оформить приказ.

Иорам Рухадзе сидел тихо, не говоря ни слова. Молчал и главный инженер.

— Кого советуешь назначить начальником цеха? — наконец нарушил молчание директор завода.

— Левана Хидашели, — коротко ответил Элизбар.

Главный инженер одобрительно улыбнулся, и тогда Иорам Рухадзе протянул ему газету. Михаил прочитал объявление, обведенное красным карандашом. С удивлением посмотрел на директора.

— Как? Хидашели защищает диссертацию?

— Выходит, что да.

Элизбар Хундадзе взял газету у главного инженера и с досадой пожал плечами.

— Интересно, останется ли он на заводе после защиты? — спросил директор.

— Ничего не могу сказать!

Михаил Георгадзе вытер лоб и неприятно поморщился.

«Неужели он сбежит с завода?»

— Поговори с ним, раз Элизбар окончательно решил уйти. Медлить с этим делом не стоит, — обратился директор завода к Михаилу Георгадзе.

Главный инженер вернулся к себе и вызвал Хидашели.

— Ты, оказывается, диссертацию защищаешь? Поздравляю!

Тонкий слух Левана Хидашели четко уловил в тоне главного инженера и насмешку, и гнев.

— Благодарю, Михаил Владимирович, — тихо ответил Леван.

— Наверное, перейдешь в институт, не так ли? — Главный инженер прищурил один глаз и испытующе посмотрел на Левана.

— Нет, я не думаю уходить с завода, и в мыслях у меня такого не было.

— Тогда к чему тебе эта диссертация?

— Теоретики смотрят на нас, людей производства, сверху вниз. Я хочу доказать, что защита диссертации и для нас вполне возможное дело. О переходе в институт и не думал. Это не мое дело. Если бы я хотел остаться на кафедре, я мог бы сделать это намного раньше.

Угрюмое лицо Георгадзе просияло. Он ласково оглядел начальника смены и перешел прямо к делу:

— Элизбар Хундадзе уходит на пенсию. Хотим начальником мартеновского цеха назначить тебя.

— Большое спасибо за доверие! — спокойно сказал Леван, но внутри у него все дрогнуло от волнения.

— Надеемся, что ты хорошо поведешь работу. Цех нуждается в таком огневом парне, как ты. Не торопись, впереди еще пять-шесть дней. Все продумай, приготовься и прими цех. А теперь ты свободен.

Леван Хидашели еще раз поблагодарил и вышел. После временных неприятностей он снова оказался на коне. К нему опять возвращалась вера в свои силы. Он знал, что рано или поздно станет начальником мартеновского цеха, но не думал, что это произойдет сейчас, перед защитой диссертации. Герой Социалистического Труда и начальник мартеновского цеха — эти два титула могли дать основание приравнять его диссертацию к докторской. Заранее представил, какую сенсацию вызовет эта весть, и уже радовался. Леван вернулся в цех, улыбаясь, не скрывая своего торжества.