– - Зачем ты мне это рассказываешь?
– - очень хотела освободить живот от маленькой рыжухиной головки Ирина, но не могла этого сделать.
– -Зачем?

– - Я хочу тебя спасти. Если Спица увидит, что ты ее признала, она отстанет...

– - Или рабыней сделает?
– - невидяще смотрела в тьму Ирина.

– - Не-ет. У нее своих шестерок полно. И кому ее белье стирать, и кому пайку лишнюю с кухни притаранить, и кому за нее норму на швейке отбабахать...

– - Оставь меня в покое, -- все-таки надавила ладонями на голову рыжухи Ирина.
– - Я умоляю, дай побыть одной...

– - ... И кому за нее наряд отстоять, и кому посылки для нее у молодых отобрать, -- упорно не замечала ее ладоней рыжуха.
– - А ты мне очень нравишься. Я тебя... Ты чего?
– - наконец заметила она отталкивающее движение Ирины.

– - Умоляю, дай заснуть...

– - Прости... если что, прости, -- неожиданно быстро сквозь ночнушку поцеловала рыжуха Ирино бедро.
– - Что прикажешь, то и сделаю. Я и от Лорки уйду, если скажаешь... Только позови. А Лорку не бойся. Ты ее запросто поборешь. Она совсем правил самбо или там каратэ не знает. Дашь ей по роже -- и я твоя... Ладно?

Кажется, она умоляющим взглядом сквозь темноту пыталась что-то высмотреть на лице Ирины. Это уже было невыносимо.

– - Ладно, -- выдохнула Ирина, и рыжуха бабочкой выпорхнула из-под одеяла, босиком зашлепала по полу...

13

Время омертвляло звуки. Сначала стих чей-то шепот, потом поскрипывания, затем вздохи. И когда где-то в глубине уже звенящей тишины проклюнулся робкий храп, Ирина поняла, что нужно что-то делать.

У нее не было плана, она не знала, что именно от нее требуется. Что-то всесильное, стоящее над ней, ждущее от нее действий, заставило ее встать, тихо одеться.

Ирина на цыпочках подошла к окну. Ночь если и была, то только здесь, в спальной комнате, да еще где-то далеко-далеко, за теряющейся границей света, которым щедро обливали двор колонии, забор и две полосы сетки-путанки, вышки, часть поля за забором яркие, мощные прожектора. Свет казался самым страшным врагом, но она его не испугалась. Гораздо страшнее были люди, а если уж точнее, то та девчонка, что спала или делала вид, что спит, где-то совсем рядом: может, в их комнате, может, этажом ниже. Этажом ниже? Ирина вспомнила рассказ рыжухи о Спице, отмечающей где-то на втором этаже свое коронование, и рука сама собой сдернула с койки одеяло.

Сложив его в несколько слоев, Ирина немного помешкала и, осмелев, сняла и одеяло с одной из пустовавших коек верхнего яруса. Тоже свернула его и скользнула к двери.

На площадке второго этажа замерла, перестала дышать. Наверное, если бы в этот момент ущипнула сама себя, то ничего бы не почувствовала -- до того хотелось ей раствориться в воздухе, стать частью тишины. Нет, никаких звуков гульбы из спального помещения второго отряда не доносилось. Все так же не дыша, Ирина спустилась по лестнице и чуть не вскрикнула.

У самого выхода из корпуса на перевернутой деревянной таре из-под бутылок сидела контролерша. Тень скрывала ее лицо, и только по голове, склонившейся на плечо, Ирина догадалась, что та спит. Рация, аккуратно упакованная в истертый коричневый чехольчик, похрустывала эфирными шумами у нее в крепко сжатых пальцах, а по сержантскому погону ветерок гонял туда-сюда черную прядь волос.

И до того захотелось Ирине, чтобы спали и остальные контролерши в колонии, и начальник караула, и младшие инспектора на вышках, и оператор на вышке возле КПП, самый страшный охранник, потому что не своими глазами видит он все вокруг, а объективами видеокамер, терпеливо всасывающих на экраны в операторской все происходящее на контрольно-следовой полосе и вокруг нее. И до того поверила в это свое желание Ирина, что и посмелее стала. Все, почти все рассказала ей Ольга за неделю отсидки о системе охраны в колонии, но не убедила, что бежать невозможно. А если эту Ольгину обреченность не принимать всерьез? А если действительно все спят?

Мышкой выскользнула Ирина из жилкорпуса, пробежала вдоль здания. Заглянула за угол -- никого. Метнулась к школе, прижалась спиной к холодной, сырой стене.

Наверное, на улице было зябко, а, может, даже и холодно, но так горели щеки и так молотило сердце, что тропиками казалось все вокруг. Ирина вскинула голову и увидела висящий на высоте примерно десяти метров телефонный провод. Скорее всего, по такому же проводу пытался бежать из колонии Ольгин жених. Но не было таких сил в руках у Ирины, не было.

Взгляд упал на металлическую сетку, по верху которой спутавшимися женскими волосами лежали витки металлической проволоки. Сунешь руку или ногу -- сразу запутаешься. Сквозь ячейки сетки еще одна такая же, а еще дальше -- забор. "Запретная зона", -- наконец вспомнила Ирина, как называются вместе все эти жуткие сооружения, и слово "зона" остро напомнило ей, что где-то вне этой зоны есть свобода, есть место прозрачного пустого воздуха, а внутри него -- города, поля, леса, дома, а в одном из домов -мама, милая, любимая, проплакавшая все глаза и, наверное, все еще плачущая.