– - В магазине утром кошелек у женщины украли, -- придумал Мезенцев.
– - Проверяем всех.

– - А-а, утром!
– - облегченно вздохнула девчонка.
– - Мы час назад приехали, считай, в обед.
– - И паспорт все-таки дала.

Мезенцев развернул его. Нет, фамилия не совпадала. Наверное, желание увидеть в ней родственницу Конышевой было слишком сильно, чтобы он не поддался ему.

– - Так вы не местная!
– - увидел он штамп о прописке.

– - Да, я из райцентра, -- с вызовом произнесла девчонка.
– - Но он ничем от вашего большого Горняцка не отличается. Такие же дома и шахты...

– - Одна шахта, -- поправила другая девчонка, похудее и повыше своей землячки.

У двух других в паспортах стоял жирный-прежирный черный трезубец.

– - Из Украины?
– - удивился Мезенцев.

– - А что тут такого?
– - ответила с нажимом на "г" конопатая девчушка.
– - Шахтеры наши к вам ездят на заробиткы, а нам что: нельзя?

"Если б только шахтеры!" -- хотел сказать Мезенцев, но не сказал. Он еще по Крыму знал, что жизнь на Украине -- не сахар, и многие едут в Россию на заработки. Кем угодно: водителями автобусов, строителями, дорожниками, уборщицами, торговками ну и, конечно, как в Горняцке или другом городе с терриконами -- шахтерами.

– - И что ж за работа такая?
– - спросил Мезенцев, хотя и без веснушчатой знал ответ.

– - За границу! Выступать!
– - с вызовом ответил за нее двойник Конышевой.

– - И сколько в месяц обещают заплатить?

– - Коммерческая тайна!
– - явно словами Пеклушина ответила та же девчонка, и Мезенцеву уже меньше показалось, что она похожа на Конышеву.

– - Таки вэлыки грошы, шо за пивгода можна на всэ жыття заробыты!
– подала голос четвертая из девчонок, чернобровая, высокая и, пожалуй, самая красивая из них.

– - Но вам всем еще нет и восемнадцати, -- возразил, возвращая паспорта, Мезенцев.
– - Вы еще несовершеннолетние.

– - Ну и что!
– - вернула себе инициативу девчонка, чуть-чуть похожая на Конышеву.
– - Мы же танцевать в ресторанах едем. Для этого не обязательно быть совершеннолетними.

– - А если не в ресторане?.. А если вместо этого заставят... заставят... ну, как это... вот -- проституцией заниматься?
– - еле выговорил Мезенцев и покраснел гуще, чем все четыре девчонки вместе.

– - Вам завидно. Вот вы и говорите такое, -- фыркнула та же девчонка.
– - Сами небось копейки получаете!

– - Я не вру, -- тихо ответил Мезенцев. Он уже был и не рад, что сболтнул. Явно уже завтра Пеклушин узнает его слова.
– - Не вы первые едете на "гастроли", -- с вызовом произнес он последнее слово.

– - Нам можно идти?

Нет, ему не верили. Хрустящий зеленый ком заполнил головы девчонок, доллары закрывали глаза, уши, рот. Они не видели Мезенцева. Не видели в упор. И не слышали.

Где-то совсем близко, скорее всего, из распахнутых окон соседнего дома ввинтились в тишину двора слова песни:

Гуд бай, мой мальчик,

гуд бай, мой миленький.

Твоя девчонка уезжает навсегда.

И на тропинке, и на тропиночке

не повстречаемся мы больше никогда!

Тихим грустым голосом пела такая же тихая и грустная Анжелика Варум, но, когда она заладила бесконечное "Гуд бай, гуд бай, гуд бай...", Мезенцев захлопнул не до конца прикрытое окно. Голос стих, но не настолько, чтобы исчезнуть совсем.

– - Вы мамам об этом... о танцах, я имею в виду, сказали?

– - А как же!
– - снова ответила за всех девушка, неуловимо похожая на Конышеву.
– - Они нас отпускают. Они такое и за десять лет не заработают!

После этих слов Мезенцев вдруг понял, что вовсе она на Конышеву не похожа. Ну вот ни капельки не похожа!

– - Хорошо. Идите, -- отпустил он их.

Но у самого порога вдруг остановил вопросом:

– - Скажите, девочки, а на просмотре вы раздевались?

– - А как же!
– - повернулась от дверей девчонка, еще недавно казавшаяся похожей на Конышеву.
– - Так положено. Они же должны знать наши физические возможности...

Оттянутая ржавой пружиной хлопнула дверь. Как будто Мезенцева хлестнули по щеке. Быстро-быстро рассосался запах духов. Мезенцев вспомнил потрепанные пальтишки и куртчонки девчонок, их глупые, немодные береты, сапожки из кожзаменителя со сбитыми каблуками и хотел уж было следом броситься за ними, сказать что-то такое, чтобы они поверили и никуда не ехали, но сзади, заставив его вздрогнуть, зазвонил телефон.

– - Мезенцев?
– - спросил с другого конца провода кто-то злой и хмурый.
– - Срочно ко мне, в отделение!..