– - У кого могут быть ключи?
– - отшвырнув на эту кучу непослушного ржавого уродца, спросил Санька.

– - А зачем вам туда?
– - напрягся мужик.

– - Украли у нас кое-что.

– - Украли?

Крупные ногти мужика с толстой черной окантовкой громко почесали шею. На ней сразу проступили белые полосы. Ногти словно хотели показать, что знают истинную душу мужика настоящего, светлого, а не того загорело-немытого, что стоит перед ними.

– - Так вы чо думаете?.. Что ворованое там спрятали?
– - кивнул он на бойлерную.

– - Не знаем мы ничего, -- еле сдержался, чтобы не крикнуть, Санька.
– Ну, ты можешь нам ключи добыть? Поллитра гарантирую...

– - Без бэ?
– - замерли ногти, занятые раскопками на шее.

– - Без чего?
– - не понял Андрей.

– - Да, без брехни, -- ответил Санька.
– - Век воли не видать!

– - А ты чего зековским божишься? Сидел, что ли?
– - опустил руку к бедру мужик.

– - Сидел, -- разрешил Санька уравнять себя по статусу с мужиком.

– - И я тоже, -- в улыбке расширил он небритые щеки.
– - Заместо армии. Два года. За драку...

– - Так добудешь?
– - оборвал его воспоминания Санька.

– - Мы втроем одного мужика прикантовали, а он... Ладно! Ждите тут!

Подвигав ступнями, он поплотнее вбил их в то рвано-перелатанное, что с трудом можно было назвать обувью, шарахнул соплей по бетонной стене бойлерной и засеменил черными ножками к гостинице. Причем, гораздо быстрее, чем делал это на крыше. И дело не в битуме. Он бы и по битуму сейчас бежал с не меньшей скоростью.

– - Думаешь, добудет?
– - глядя на его качающуюся полосатую спину, спросил Андрей.

– - Пятнадцать лет на одном месте! Он тут не меньше, чем администратор по статусу...

– - А зачем тебе эти ключи? Ты думаешь, он там?

Маленьким, по-женски аккуратненьким ушком Андрей прижался к двери, на которой струпьями висела отшелушившаяся зеленая масляная краска. Дерево молчало. Все, что слышал Андрей, это ровный гул в ухе и пульсирующее внутри этого гула сердце. Его собственное сердце. Но не Эразма.

– - Никого там нет, -- объявил он и, отлепив ухо от двери, стер с него зеленые крошки.

Санька тоже хотел сказать, что больше уверен, что там никого нет, чем в то, что в бойлерной кто-то есть, но серая майка, появившаяся в проеме между дальними гаражами, привлекла его внимание. До нее было не меньше двухсот метров, и с такого расстояния ничего толком он бы не разглядел, но цвет майки, не совсем обычный для юга, где царствовал белый цвет, вдруг воскресил в памяти сцену их беседы с Ниной. Роллер с оранжевыми ботинками еще не привез черную метку. Нина еще не опустила лопату-транспарант. Слева и справа, спереди и сзади шли, бежали, хромали, шаркали люди. Река прилетевших, смешиваясь с рекой встречающих, обтекала их, и во всем мире, казалось, не двигались только он, Нина и люди, стоящие под зонтиками уличного кафе. В счет не двигавшихся не включались даже Игорек с Виталиком. Черные нитки, связавшие их головы в один концертный зал, раскачивались в такт спешащей толпе. Они были ее важной частью, они выпадали из замершего мира. А внутри этой временно остановившейся части вселенной находились Санька, Нина, девушки, ожидающие, когда их подружка принесет мороженое, и парень в серой майке. Он уже не помнил, были ли у парня очки и что он вообще делал. И только сейчас, ощутив его внутри замершей части вселенной, он вдруг понял, что он ничего не делал. Он сидел неподвижнее всех внутри этой части, и ничего хорошего от этой его исключительности быть не могло. Хотя, возможно, он просто сидел. Все-таки под зонтиком жила тень.

– - Подожди меня здесь, -- попросил Санька Андрея и с подчеркнутой небрежностью пошел к серой майке.

И чем ближе она становилась, тем быстрее торопились глаза запомнить все остальное: джинсы цвета вареной синевы, кроссовки с черными, но не адидасовскими полосками (у "Адидаса" их три, у парня -- четыре), короткую стрижку, скорее темный, чем светлый цвет волос. Полумрак между гаражами был на стороне парня. Он не давал рассмотреть многое. И когда он всосал в себя незнакомца целиком, всосал так, будто бы навсегда его уничтожил, Санька не сдержался и побежал.

Включившийся в голове секундомер зачем-то отсчитывал секунды. Вряд ли это были реальные секунды, но когда он щелкнул цифрой семнадцать, Санька нырнул в чужой полумрак. Никого там уже не было. Полумрак пах сыростью и мочой. Будто слева и справа стояли не гаражи, а туалеты.

Выскользнув из него с облегчением, Санька оглядел влево и вправо улицу из гаражей с одинаково выкрашенными зелеными воротами и почему-то подумал, что на них пошла краска, украденная из той, которой должны были покрыть двери бойлерной.

Одинокий автолюбитель, ковыряющийся в чреве реликтовой "Победы", недоуменно посмотрел на чистенького и совсем не загорелого парня, без внимания выслушал его вопрос и лениво ответил:

– - Не-а... Ни-икаво не видел...

Губы при этом у него совершенно не смыкались. Наверное, их роль играли зубы.

– - А что там?
– - непонятно зачем спросил Санька.

Ничего внятного он уже не ждал от рта, где говорят зубами.

– - Два-ары... Ча-астные...

Даже не видя их, но зная южную привычку к плотности застройки, Санька представил дворы, обнесенные штакетником, сараи, сарайчики, халабуды, со времен Брежнева приспособленные к размещению как можно большего количества постояльцев-курортников, и обреченно, а одновременно и облегченно вернулся в полумрак, через который можно было попасть к бойлерной.