Некоторое время спустя Федору в Адмиралтействе астраханском прочитали указ Сената, согласно которому «за добрую и прилежную службу» бывшие флота обер-офицеры, поручики Соймонов, Мятлев и Бернард произведены в следующий чин. И отныне велено им писаться капитан-поручиками. Не оставлен был без внимания и флота капитан фон Верден. Также награжденный следующим чином, он назначен на должность главного командира астраханского порта с обязанием заниматься «дополнением карты Каспийскаго моря, с целью нанесения на нее всех новозавоеванных провинций и пристаней, равно гаваней, рек, крепостей и рейдов». Судьба и воля царская еще не раз свяжет жизненные пути Федора Соймонова и Карла фон Вердена. Да это и немудрено: редко бывает, чтобы, перевязав чьи-то судьбы, промысел Господен забывал о том, давая сближенным душам разойтись-разбежаться в разные стороны...

В документах о прохождении Соймоновым службы чин его именуется по-разному: иногда лейтенант, а то — поручик; то капитан-поручик, то капитан-лейтенант. Дело здесь в том, что установленные «Табелью о рангах» звания «лейтенант» и «капитан-лейтенант» примерно до 1797 года именовались на флоте как «поручик» и «капитан-поручик». Сначала это было привычнее русскому слуху, а потом стало неким флотским отличием.

В октябре пришел из Гиляни на персидском бусе в Астрахань кабинет-курьер Чеботаев с доношением от консула Семена Абрамова, обретавшегося в Реште. Русский резидент прилагал к своей грамоте и частное письмо рештского визиря к Волынскому. Артемий Петрович вскрыл адресованный ему пакет, прочел послание и засуетился. Царя в городе не было. Вместе с Екатериной в протоках Волги осматривал он рыбные ловли на учугах. Этот старинный вид промысла был широко распространен в низовьях Волги.

Учуги представляли собою как бы изгороди из свай — «кошачин», забитых в дно реки поперек течения, и промежуточных шестов со связями. Воду и рыбную мелочь они пропускали, а вот поднимающуюся вверх «красную» рыбу, такую как белуга, осетры, севрюга, шип да стерлядь, — удерживали. По свидетельствам путешественников той поры, обилие собиравшейся пред учугами рыбы бывало столь велико, что приходилось стрелять из пушек, чтобы отогнать и спасти учуг от разрушения дружным ее напором. В осенний и весенний промысел ловцы с разбором подымали баграми подходящих икряных рыбин из оставленных проходов. Боже упаси вынуть нетоварного осетра или там белужину, а то просто лишнего... Хозяева учугов — рыбасы — наказывали жестоко.

Ставили и временные учуги, чтобы задержать рыбу осеннего хода, заставить ее расположиться под зиму по известным глубоким ямам — «ятовям», откуда можно было ее брать и подо льдом по мере надобности.

Принадлежали учуги казне, принадлежали монастырям, сдавались с торгов рыбопромышленникам, а бывало — принадлежали и частному лицу, владельцу окрестных земель. У каждого был хозяин. А какой хозяин не радетель делу своему?..

Зачем царь поехал на учуг, да еще с государыней?.. Неужто из любопытства единого? Вряд ли. По документам известно, что намедни получил он донесение, из коего узнал, что ныне из Константинополя в Италию привезли османские купцы много черной икры, являвшейся традиционно русскою торговлею. Петр тут же велел отписать Неплюеву, бывшему резидентом в Турции, чтобы тот разведал — откуда пришла икра? Турецкого ль производства товар, али доставлена оная русскими купцами? И поскольку главными источниками дорогого товара были астраханские промысла, преобразователь не утерпел, чтобы не побывать на них. А Екатерина?.. О, она почти всегда сопровождала Петра в длительных поездках. Выносливая, как татарская лошадь, всегда веселая и ласковая, она своей постоянной готовностью следовать за непоседливым супругом куда угодно навсегда присушила его любвеобильное сердце...

Волынский всегда помнил, как ценил государь расторопность приближенных. Письмо визиря показало важность персидской грамоты. И уже через час-другой гонца пересадили в шлюпку и отправили на учуг.

Издалека увидел обомлевший Жилейка Чеботаев высокую фигуру императора всероссийского с багром и в кожаном фартуке, в такой же шляпе. Рядом с ним в рыбацком же кафтане стояла раскрасневшаяся на ветру императрица.

Покрасневшими от холода, негнущимися пальцами Петр развернул послание. Семен Абрамов писал о неспокойной обстановке в Гиляни, о тревожных слухах про восставших афганцев, о жестокостях османских янычар. И тогда Жилейка подал ему письмо визиря к Волынскому. Все так, как велел Артемий Петрович... Сие послание царь читал внимательнее. А по прочтении тут же послал в Астрахань за Волынским, за Апраксиным и за тайным советником графом Толстым... Передав багор стоящему рядом монаху, он, не скидая фартука, ушел в избу, поставленную тут же для защищения промышляющей братии от злого ветра, и сел там думать.

Опасаясь афганского нашествия Махмуда, объединившего разрозненные племена, разорения от узбеков, опустошивших Хоросан, набегов лезгин, турецких курдов, вторгшихся в Хамадан, и Максатского имама, разбойничавшего на побережье, рештский визирь молил от имени жителей Гиляни, «чтобы пришло русское войско и приняло их в защищение». Такую возможность упускать не следовало. И к тому времени, когда легкое суденышко привезло из Астрахани господ советников, решение в голове самодержца уже созрело. После краткого тайного совета решили послать в Гилянь два батальона пехоты под началом полковника Шипова.

— А морем воинство сие пущай доставит капитан-поручик Соймонов. Он те места знатно обыскивал и должен оныя на карту поставить.

На сем и разошлись. Дня два спустя вызвал генерал-адмирал граф Апраксин к себе капитан-поручика Соймонова и объявил царскую волю. «Почто в этакуто даль, к Решту, солдат везть? — думал Федор. — Да еще осенью...» Начиная с октября на Каспии дули жестокие норд-норд-осты, и экспедиция должна была быть трудной. Впрочем, хоть и подумал это про себя капитан-поручик, но вслух сказать не решился. Однако генерал-адмирал, казалось, прочитал его сомнения. Да, видно, и сам не больно-то понимал, как же это его боевому капитан-поручику назад в такую пору возвертаться? Пожевав сморщенным ртом, Апраксин добавил:

— А чево тебе далее делать, то тебе сам государь опосля, как изготовисси, инструкцию пришлет...

Время для экспедиции было, конечно, не лучшим. Но события, разворачивающиеся в Персии, неразбериха, восстания и междоусобицы местных властителей торопили. Уязвимы были южные и юго-восточные окраины России для набегов и нападений. Да и для торгово-экономических задач, лелеемых Петром относительно «учинения купечества в Индию» и роли России в качестве посредницы в связях между Европой и Востоком, нужны были торговые пункты в Прикаспии, нужны были удобные гавани на Каспийском море.