– Насколько я понимаю, – сказала Минлу, – ни я, ни мой спутник не являемся подданными агронского короля и, согласно процессуальным нормам Третьего кодекса и Своду Каскавелы, мы не можем быть подвергнуты никакому судебному дознанию или преследованию, за исключением нашего явного участия в преступных деяниях, повлекших смерть других людей. Во всех иных случаях мы должны быть переданы для дальнейшего разбирательства нашим посольским домам в Акануране.

Навир несколько секунд разглядывал девушку и затем в первый раз отчетливо улыбнулся.

– Ложь с примесью правды – самая опасная, – сказал он. – Я думаю, девица Линрэн, тебе прекрасно известно, что законы каскавелского свода распространяются только на народы Омо и никакого посольского дома лоя в Акануране нет и быть не может. Кроме того, Судебная Палата не обязана руководствоваться нормами Свода по отношению к хищным и коварным дикарям из какой бы страны они не были. А ты представляешься мне вполне хищной и коварной.

Молодой человек больше не улыбался, его тонкие губы сжались и он глядел на кирмианку почти с презрением.

– Тем не менее, ваши действия, господин навир, граничат с произволом, – собравшись с духом, ответила девушка. – Вы отбираете наше оружие, оставляя нас совершенно беззащитными, лишаете нас нашего имущества и всё это без каких-либо на то оснований. Такие действия можно расценивать как преступление и уж тем более они отвратительны, когда совершенны сильными облеченными огромной властью людьми в отношении двух слабых маленьких безропотных иноземцев, которые и без того чувствуют себя неуютно и подавленно, находясь в чужой стране среди чужих людей.

– Трогательно, но лживо, – сурово произнес судья. – А основания у меня есть. Я вижу перед собой весьма странную парочку. Физически развитая кирмианка, утверждающая, что она писарь, но без единого чернильного пятнышка на своих руках, в компании с притихшим лоя с лицом страдальца и лентой вечного изгнанника на шеи. Что может связывать таких непримиримых вечных антагонистов как лоя и кирмианец, если только не какое-то преступление?! При этом на кирмианке одежда судебного чиновника, а лоя сидит на лошади с клеймом Судебной Палаты.

Минлу словно окаменела. В один миг она осознала всю разверзшуюся перед ней пропасть. У молодого навира действительно хватало поводов для подозрения и сейчас всё зависело только от его настроения. Конечно, ему не хотелось взваливать на свой отряд такую обузу как препровождение под конвоем двух иноземных бродяг с непонятным в общем-то результатом. Но если есть подозрение, что эти двое причинили какой-то вред, пусть даже не судье, а всего лишь какому-то мелкому чиновнику из Палаты, то любые хлопоты будут оправданы. Ибо за малейшее ущемление интересов человека Палаты следовало карать незамедлительно и с особым рвением и жесткостью. Это было неизменной тактикой судебной системы Агрона, дабы максимально обезопасить своих верных служителей. В следующий миг девушка ощутила крайнее раздражения по адресу Талгаро. Тоже выискался великий лошадник, сюсюкался с конем по ночам, видите ли ему конь имя свое открыл, Сейвастен – Северный Цвет, ах, как поэтично. А то что у него на заду клеймо Судебной Палаты этого многомудрый знаток лошадей не заметил, этого ему конь почему-то не открыл. У Минлу появилось острое желание свалить всё на Талгаро, мол, это его конь и откуда он его взял она понятия не имеет. Наверняка украл у какого-то ротозея судебного секретаря, так что всё правильно, господин навир, ведите его в тюрьму, там ему самое место. Но ничего подобного Минлу, конечно, не сказала. Вместо этого, опустив глаза, она смиренно произнесла:

– Я прекрасно понимаю как это выглядит, господин судья. И вы в вашем праве. Но прошу вас, всё же снизойти до моей просьбы и оставить мне мой меч. Он очень дорог для меня. Это не просто оружие. Это память и реликвия моей семьи. Он был выкован для одного из моих предков и уже много поколений переходит от родителя к ребенку. Я не могу позволить себе лишиться его.

Минлу понимала, что вступает на скользкий путь. Вполне могло статься, узнав о том как дорог ей клинок, судья из вредности и злорадства захочет еще сильнее завладеть им. Но девушка решила рискнуть поверить в то, что навир не такой уж плохой человек. Минлу казалось, что женская интуиция подсказывает ей именно это. А может в глубине души она никак не хотела смириться с тем что её обольстительные потуги пропали совсем уж втуне. И конечно также в глубине души молодой человек уже относится к ней с симпатией, пусть даже сам этого не осознает.

Судья протянул руку:

– Дай мне посмотреть на клинок.

Минлу не шелохнулась. Ей тут же представилось, что как только она отдаст меч, обратно его уже не получит. Это был почти какой-то детский страх ребенка, у которого старшие ребята просят посмотреть любимую игрушку и совершенно ясно, что они не намерены её возвращать. Не зная на что решиться, она почти с отчаяньем взглянула на сидящего возле её ноги Кита. И тот неожиданно встретился с ней взглядом и качнул головой, словно бы утвердительно кивая. Как будто говорил ей: не бойся, сделай как он хочет.

Минлу вытащила катану и передала её навиру рукоятью вперед. Тот взял меч и принялся разглядывать его. Лейтенант и еще один гвардеец подъехали к судье, вытягивая головы и с любопытством рассматривая непривычное для Агрона оружие.

– Видите эти красивые волнистые линии, – сказал лейтенант, проводя пальцем по полотну клинка, – это не для красоты, это следы особой закалки, которая, как говорят, придает невероятную прочность этим мечам.

– А если на лезвие уронить боб, он разрежется на две части, – вставил гвардеец. – И еще говорят мастера таким мечом могут рассечь сразу двоих или разрубить человека надвое от плеча до паха.