Ярмир всю жизнь свою питал ненависть к ящерам. Он, словно чёрная дыра, вобрал в себя всю ненависть всех погибших в когтях драконов, и эта тёмная мощь вела его к власти, что бы наконец взорваться и погрести в себе недостойных ни жизни, ни смерти драконов; развязал самую масштабную и кровавую в истории войну — войну за окончательное освобождение от гнёта драконов.

Но в каждой стычке — в крупной ли, малой — чёрная дыра испарялась, тратя невиданную мощь ради своего дела. И настал миг, когда от неё ничего не осталось.

Бедная, несчастная, низверженная Дракия! Там, в последнем убежище крылатых, матери закрывают крыльями своих детей, взглядом, полным боли и отваги, смотря прямо в немигающие очи алого демона уничтожения. Горстка выживших отцов дрожащими лапами держат на прицеле противника, зная, что тот запросто раздавит их, но гордо стоящими, защищая последний рубеж — больше из чести, чем для спасения.

Вся Дракия горит страхом и ненавистью — как раньше пылали сотни планет, снесённых драконами. Но разве остановит свою занесённую над ящерами стальную длань Ярмир? Из простой жалости? Ведь не остановился же он ни в единой из предыдущих битв, лишь яростнее нападал? Всю свою жизнь Ярмир существовал лишь войной. Чужими смертями. Словно тот же мерзкий ящер…

…А может, достаточно? Может, хватит жить вампиром на чужой крови? Ни одна смерть не приближает к миру, лишь прибавляет весу гире, тянущей в бездну. Теперь он понял, что единственный способ доказать свою правоту, показать, что человек лучше и выше дракона — выразить разум. Остановиться. Проявить милосердие.

Пока не совсем ещё поздно.

Пока чёрная дыра не всосёт и тебя самого.

Иначе человек и дракон потеряют различие между собой — останется лишь один жаждущий крови зверь.

— Отмена. Отступаем.

Ярмир покинул мостик.

Подчинённые слишком удивлены для того, что бы переспросить, выкрикнуть… сдвинуться с места.

— Я! приказал! — Ярмир обернулся к замешкавшимся.

Понемногу люди выходили из ступора и стали разворачивать флот, уходить из системы.

Ярмир не будет готовить лицемерную речь к своему народу, объясняя свой поступок. Ему равно безразлична и реакция дракийцев — поражённое облегчение, текущее мурашками по чешуе: ящеры не умеют благодарить ни судьбу, ни благодетеля. Но не оставляет другое.

Ярмир остановился у иллюминатора и погрозил кулаком немигающим звёздам в ночи космоса:

— Ты ничего не делал, слышишь? Это моё решение!

А потом обернулся к чудом уцелевшей маленькой Дракии:

— Я обещаю вернуть вам души. Клянусь.

…Дракия ничего ему не ответила. И звёзды тоже молчали…

* * *

— Эй. С вами все в порядке?

Голос Нармэлы всё-таки смог вывести из оцепенения. Оба дракона вздрогнули и непроизвольно попятились назад, словно все ещё ощущая себя в кошмарных видениях прошлого. А затем внезапно взялись за ладони.

— Какое страшное видение, — наконец, отозвалась Элернара, потирая свой лоб, — я бы предпочла не знать, что это вообще было такое… Я видела нескольких похожих на драконов фигур, и они решали, что делать с моей душой, а я ощущала, как цепенею от страха… Видение было жутким!

— А кто сказал, что прошлая жизнь была хорошей? Может, именно поэтому у вас и закрыта память, — Нармэла вновь скрестила руки на груди, смотря на всё ещё приходивших в себя драконов.

— А что ты увидел, Ярмир? Что-то похожее на кошмар или нечто иное? — спешно снимая амулет с шеи, затараторила Элернара, поглядывая на спутника.

— Не уверен, что видение было правдивым… — золотой подозрительно осмотрел артефакт и вернул его хозяйке. — Человек, которым я себя ощущал, никак не мог существовать в том историческом периоде.

— То, что мы знаем, слишком мало охватывает, чтобы не выйти за пределы однажды. Туда, где едины материя и разум, свет и темнота, действие и бездействие, где каждая истина имеет право быть правдой… — Нармэла неожиданно предалась заумной философии, но потом вернула себе прежний настрой. — Главное, чтобы появилась практическая польза и вы ощутили себя человеком. А дальше техника проста — убирайте тело внутрь души, как предмет в карманное измерение, и вытаскивайте тело человеческое!

Обычно драконы превращаются очень быстро, но на сей раз Нармэла показывала преднамеренно медленно. Правая сторона тела подёрнулась ярким бело-золотым туманом и, растворяясь в воздухе, развеиваясь, как дым, потянула за собой в небытие и левую. В обратном порядке собиралось из сияющего марева остывало и плотнело женское тело.

— Но у меня нет тела человека в карманном измерении, и собственное я туда убрать не могу! — не понял объяснений Ярмир. Нарик вздохнула, будто он был идиотом:

— Представь, что твоё тело и есть предмет. Или ты считаешь тело самим собой, как атеист или хорламировец?