Утром уборщица тетя Маша раскрыла окна… Запах валидола, оставшийся после боевых действий, рассеялся под дуновением свежего ветерка.

— И что люди грызутся, — пробурчала она, — и интеллигентные, и получают довольно. Не пойму…

Ей посчастливилось ни разу не защищать диссертаций.

СТРАННЫЙ ЗВОНОК

Николай Семенович Ерохин уже отпустил сотрудников и сидел в своем кабинете, бесцельно включая и выключая настольную лампу. Вдруг зазвонил телефон. Ерохин вздрогнул. Он боялся телефона, потому что за каждым звонком крылась какая-нибудь просьба — одна из тех, с которыми к нему, зная его возможности, обращались все, кто хоть немного его знал.

— Это вы, Николай? — услышал он в трубке женский голос и подумал: «Начинается».

— Я.

— Уж не знаю, на «ты» или на «вы».

— Все равно, — обреченно сказал Ерохин.

А трубка продолжала:

— Как дела? Как, Николай, здоровье?

«Так. Здоровье, — привычно проанализировал фразу Ерохин. — Сейчас последует просьба насчет лекарств».

— С медициной последнее время не сталкиваюсь, — сказал Николай Семенович.

— Это хорошо, — услышал он в трубке. — Здоровье — самое главное, гласит народная мудрость.

«Ага. Народная мудрость. Намекает, чтобы я достал «Мифы народов мира». А вслух сказал:

— С народной мудростью трудно.

— Ну, а дети как? Небось, как мои, школу кончают?

«Вот оно что! Тут дело о поступлении в институт».

— Я холостяк, — отрезал Ерохин.

— Ой, Николай! Как же так? Ты же был такой парень!.. Мы все думали, такого только в кино снимать.

«Как я сразу не догадался! Неделя французского фильма на носу».

— С кино ничего не получится.

— Ладно, не прибедняйся! Я помню, как ты городничего в «Ревизоре» играл.

«Ого, куда гнет! Думает, у меня есть знакомые в прокуратуре».

— Ты же знаешь, чем кончается гоголевская пьеса, — мрачно изрек он.

— Я-то помню. А вот ты?.. Кто играл в том спектакле твою жену — Марию Антоновну?

Николай Семенович задумался.

— Да, там такая… с косичками…

— С косичками! — захохотала трубка. — Нинка Павлова — вот кто!

— Кажется, ее звали Люся…

— Люся? Ха! Ты мне будешь говорить, как меня зовут! Нина я! Нина Павлова.

— Нина? Ты!

И Николай Семенович вспомнил тот далекий школьный спектакль, как засовывал себе под ремень подушку для солидности, а Нина взяла у своей мамы туфли на шпильках, чтобы быть повыше.

— Теперь ты, наверное, и без подушки солидный, — сказала Нина.

— Да… толстею… Нина, может, тебе что-нибудь нужно? Я для тебя все сделаю.

— Нет, Коля, ничего. Я просто позвонила узнать, жив ли ты.

— Жив… — ответил Николай Семенович и задумался.

ПРОТИВОЯДИЕ

Нервные все стали. Прямо на улице дергаются. Особенно молодежь. Стою я как-то на остановке, а впереди меня высокий молодой человек с дипломаткой. Замечаю, что время от времени ногой дергает и по асфальту бьет, как застоявшийся жеребец, которого мухи кусают. «Нервные тики, наверное, одолевают, — думаю, — переучился, небось. Сейчас от науки вся молодежь страдает. Тяжелое на их долю детство выпало — с фигурным катанием, иностранными языками и бинарными уравнениями. Это тебе не наше детство с игрой в салочки-выручалочки и в казаки-разбойники…»

Пошел домой через наш районный сквер, а там сплошной кордебалет. Возле каждого дерева здоровенные мужики в трико стоят и ноги в разные стороны задирают. Женщин с детьми пугают. Кряхтят, сопят, лица красные от натуги. Стараются ноги повыше задрать. Может, это танцевальный ансамбль районного Дома культуры балет «Лебединое озеро» репетирует? Но на лебедей мужики не очень похожи, выражение у всех серьезное, как в бане на верхней полке парилки.

А один из них, лысый, совсем босиком, в майке, на ней нарисован оскаленный череп и написано «каратэ», и все ногой дергает, на лице у него такая досада, что жалко его стало. Подошел и спросил, как дела.

— Да вот пятка не подгибается при «наваши гири», — пожаловался он и с досадой ударил по дереву так, что где-то хрустнуло. Лысый обрадовался: — Во! Наконец-то получилось! Как подвернешь пятку, так кость хрустнет, каратэ — это дело серьезное, — сказал он и с гордостью показал ободранную пятку.

— Вы ее йодом бы прижгли, — посоветовал я.

Лысый недоброжелательно посмотрел на меня и задрал ногу выше головы.

— Такие шутки не по мне, — говорит, — каратэ шуток не любит…

Мне стало не по себе. На майке свирепо скалился череп. Я поспешно покинул сквер.