– Молодец, - сказал он, усаживаясь за стол.
– Наблюдательный. Ты мне только поскорее на один вопрос ответь - на ноги свои не жалуешься?

– В каком смысле?
– удивился Кямиль.

– В прямом. Ноги у тебя, спрашиваю, здоровы? Не болят?
– озабоченно осведомился Рауф, - с удовлетворением наблюдая, как под действием испытанного приема с лица собеседника сползает улыбка.
– Говори правду!

– Никогда не болели... Здоровые, - пожал плечами Кямиль.

– Тогда сходи поскорее на кухню и попроси Диляфруз-ха-нум, чтобы дала нам чаю, - хихикнул Рауф.
– Кто здесь младший? Вот и ступай. Расскажешь там и про растительный образ жизни. А мне не надо, я про жизнь больше тебя знаю.

Выждав, когда усмиренный Кямиль выйдет, Рауф как бы между прочим уверил нахохлившегося старика, что зашел в гости без всякой специальной цели, а только по потребности в содержательной беседе, наподобие той, что состоялась в прошлый раз - с читкой отрывков из захватывающе интересной книги. Это заметно улучшило настроение тестя.

Следующие сорок - пятьдесят минут Рауф без всякого удовольствия вынужден был присутствовать при разговоре, бессмысленном, по его мнению, как с научной, так и с житейской точки зрения. В том, что вся беседа есть не что иное, как сплошное словоблудие, прикрытое для отвода глаз всякими научными терминами, он убедился в конце, когда Кямиль проговорился, что по техническим причинам эксперимент, о котором с таким увлечением спорили дядя и племянник, в лучшем случае будет поставлен не раньше, чем лет через двадцать. Рауф давно уже понял, что люди, подобные родственникам его жены, при всех своих способностях и уме, именно потому беспомощны в устройстве своего благополучия, что им 'не хватает времени на всевозможные житейские мелочи, на то, чтобы поймать удобный случай или придумать какое-нибудь хитроумное средство, которое улучшило бы их благосостояние, ибо тратят они свои силы на бесполезные вещи. И еще он понял, что умный человек может извлечь немалую выгоду из умелого использования вышеназванных обстоятельств, и со временем полностью овладел этим умением.

После ухода Кямиля Рауф без труда устремил мысли тестя в нужном направлении и теперь с упоением внимал его веским доводам в пользу врачевателей древности.

– И все-таки не очень верится, что человеку можно вернуть молодость, усомнился Рауф, в глубине души надеясь получить сокрушительный отпор ученого собеседника.

– Так же, как и детство, - подхватил тесть.
– И ты прав. Развитие человека - процесс необратимый. Тут главное суть, а не название. Колумб ведь тоже не знал, что открыл Америку, по главное, что он открыл. Ты меня понимаешь? Цель геронтологии и древний, и нынешней - научиться лечить такую тяжелую болезнь как старость. Я, например, уверен, что это болезнь, а в принципе любую болезнь можно лечить. И, судя по некоторым фактам, древние умели это делать. Сейчас я тебе кое-что покажу, - тесть с трудом, в два приема, встал из-за стола и, медленно переставляя ноги, направился в кабинет. Выглядел он плохо, и Рауфу, глядя на него, мельком подумалось, что с обменом следует поторопиться.

– Ты, наверное, помнишь, - вернувшись с массивным потрепанным томом, сказал тесть, - что Юлию Цезарю, когда он в 48 году нашей эры прибыл в Египет, было пятьдесят четыре года? То есть, по нормам того времени он считался чрезвычайно пожилым человеком? Между прочим, - вскользь отметил тесть, Цезарю тогда было столько же лет, сколько тебе.

– Известное дело, - буркнул Рауф.

– Неизвестно другое, - усмехнулся тесть.
– Чем объяснить, что Цезарь, вдруг забросив все важнейшие государственные дела, рискуя свободой и жизнью, совершает в течение двух месяцев, как наряду с другими историками пишет Аппиан, путешествие по Нилу вплоть до южной границы, предаваясь охоте и другим наслаждениям. Поведение Цезаря необычно, оно вызывает откровенное недоумение у современников и ученых позднего времени. Например, такой серьезный исследователь как Гельцер, прямо говорит: "Десятимесячное египетское интермеццо задает любому наблюдателю жизненного пути Цезаря, более чем загадку". Выражает крайнее удивление и Плутарх: "...Непонятно, что побудило Цезаря, крайне рационального человека, столь легкомысленно поставить на карту все, чем одарила его судьба". Плутарх тоже пишет о том, что целью этого странного путешествия была охота. Надо при этом отметить, что ни до, ни после пребывания в Египте Цезарь не увлекался охотой. Вскоре после путешествия у него начался бурный, я бы сказал, юношеский роман с Клеопатрой, 'который приносит им ребенка, а еще позже он возвращается в Рим, неузнаваемо преобразившимся, помолодевшим, пышущим здоровьем и неуемной энергией. А вот свидетельство еще одного автора, он вскользь упоминает об облаве на носорога, которого нужно взять живьем, и о многочисленных жертвах этой нелепой на первый взгляд забавы...

– Мне одно непонятно, зачем им понадобилось ловить носорога, легче же убить его?
– спросил Рауф.

– Ты, наверное, в прошлый раз невнимательно слушал, - рассердился тесть, раскрыв книгу на страничке, отмеченной закладкой, - здесь же написано, что для снадобья пригоден только рог от живого носорога, и я уверен, что в этом есть какой-то свой смысл.

– Поймите меня правильно, - сделав пометку в своих записях, сказал Рауф. Для меня в этом деле никакой личной выгоды нет. Просто хочется знать мнение ученого человека. Вы сами верите во все это?

Прежде, чем ответить, старик ненадолго задумался, и Рауфу показалось, что в глазах его блеснули лукавые искорки, но когда тесть заговорил, голос его звучал серьезно и даже торжественно.

– Как ни странно - верю!

– Если бы люди друг друга не мучили, то никаких эликсиров не понадобилось бы. Человек теряет здоровье и раньше времени стареет только из-за переживаний, - входя в комнату, произнесла теща. Сказала она это вроде бы просто так, ни к кому в отдельности не обращаясь, но Рауф, зная о ее навязчивой идее, согласно которой отношение Рауфа к жене каким-то способом отрицательно отражается на здоровье тестя, сразу во всем разобрался. И поэтому на слова Диляфруз-ханум Рауф подчеркнуто не обратил внимания и вообще искусно притворялся, что не замечает ее присутствия, а чтобы у тещи не оставалось на этот счет сомнения, уходя и не посмотрел в ее сторону и попрощался только с тестем.

Оранжевый свет фонарей выхватывал из переполненной шумами ночной тьмы лишь мокрый асфальт безлюдной улицы. Взяв из багажника чемодан и небольшой сверток с нарезанной колбасой, он начал по крутой скользкой тропе восхождение на холм к последнему этапу заманчивой цели.

До полуразрушенного забора на вершине он добрался, насквозь промокнув от пота и дождя. Днем отсюда открывался прекрасный вид на набережную и море, да и сейчас панорама ночного уснувшего города напоминала гигантский гаснущий костер, чьи бессчетные тлеющие огоньки отражались тревожным багровым заревом в черной воде бухты и низком небе с мятущимися серыми облаками. Она бесспорно произвела бы впечатление на любого из тех, кто норовит при каждом удобном случае бесплатно ублаготворить свою нервную систему таким примитивным способом, как лицезрение городских и сельских пейзажей, а также явлений, регулярно происходящих на суше, в мировом океане и в атмосфере.

На всякий случай оглядевшись по сторонам, Рауф протиснулся через заборную щель и, обтерев налипшую на ботинки грязь о кусты, уверенно зашагал вперед по мокрому асфальту. Мимо изолятора, где не так давно выдерживали карантин вновь прибывшие животные, и трансформаторной будки к темнеющим, на расстоянии нескольких десятков метров рядам клеток и вольер. Многие из них пустовали, так как обитатели их нежданно-негаданно для себя получили новое, не сравнимое с прежним, благоустроенное звериное жилье.