Он доводит меня до взрывов снова и снова, пока я не молю о большем. Я хочу, наконец, ощутить его. И он оказывается рядом. Впивается в губы в самый ответственный и болезненный момент. Но на волне предшествующих тому спазмов я легко переношу вторжение. Сама вцепляюсь ему в плечи, требуя не останавливаться.

И он на этот раз удивительно послушен. Не спорит, а действует, как приказывают мои руки то гладящие его упругие мышцы, то впивающиеся в них острыми ноготками, то царапающие их, оставляя на коже красные полосы. Мои безмолвные подсказки очень быстро подводят нас к краю пропасти, куда мы устремляемся вместе, тесно переплетаясь руками, телами и душами.

— Я тебя люблю, — выдыхаю я в самой крайней точке нашего падения или взлёта… разве разберешь…

Но Никита ничего не отвечает, лишь зарывается лицом в мою шею, оставляя на ней свои метки…

Туманов

— Я тебя люблю! — огнем прямо в сердце. Никто не говорил мне этих слов. Никогда. Тем более вот так, искренне и доверчиво.

Да, я догадываюсь, что в подобный момент может вырваться все, что угодно, любые признания — я осознанно сделал все, чтобы первый раз стал для нее особенным. Но именно эти три слова заставляют сжать ее крепко-крепко, впечатать в себя, утыкаясь лицом в нежную шейку и впиваясь в нее грубым поцелуем, оставляющим следы моего безумия, и с отчаянием понять, что рыжая бестия незаметно стала для меня самым дорогим человеком. Когда я достиг этой точки невозврата? На берегу ли реки? Или когда очнулся от беспамятства и понял, что не потерял ее?

Закрыв глаза, с трудом попытался успокоить сорвавшееся в галоп сердцебиение. Но оно ни в какую не поддавалось. Даже тело уже расслабилось, а грудь по-прежнему сдавливало от творящегося внутри хаоса. Я, конечно, догадывался, что она мне небезразлична, за эти три дня проверки не мог не почувствовать, но что мои чувства — любовь… как-то дошло только сейчас, заставив растеряться — уж больно много эмоций одновременно. И восторг обладания ею, и желание доставить такое удовольствие, какого не испытывала никогда, не говоря уже о срывавшей крышу безумной страсти… И тут новое открытие. Я мог только вжимать ее в себя, не говоря ни слова.

И лишь спустя время, произнес тихо:

— Я тоже тебя люблю, кроха…

Тишина в ответ. Она не приподнялась, не ответила… просто молчала. Убрав в сторону ее шикарные волосы, аккуратно повернул мерно сопящую девушку на бок и облегченно вздохнул — уснула малышка… не дождалась…

Ну ничего, еще успею признаться…

Осторожно, чтобы не разбудить, опустил ее с себя на постель и укрыл одеялом.

Сам же поднялся и, заглянув на минуту в ванную, покинул комнату. Отправился на кухню, где с особым чувством принялся готовить тот самый ужин, который должен был стать предшественником нашей близости. Но сейчас делал это с новым, совершенно чудесным настроением. Готовить для любимой, чтобы удивить и вызвать восхищение в теплых карих глазках.

Быстро нарезал салат. Достал из морозилки королевские креветки. Охладил вино.

— Чем так вкусно пахнет? Неужели же нас все-таки ждет свидание?

Маша обняла меня за талию, прижимаясь к спине всеми своими выпуклостями.

— Нет, малыш, если ты будешь так ко мне прижиматься, мы снова не доберемся до еды.

Не испугалась. Еще плотнее прижалась, целуя куда-то в лопатку.

— Мне нужно приготовиться, дашь минут десять?

— Можно и без этого обойтись, — я повернулся и подхватил ее под круглую попку, располагая так, чтоб полностью ощутила свое влияние на меня. Несколько секунд рядом с ней и организм уже готов к новым подвигам.

— Ну уж нет, ты так просил, чтобы я выглядела шикарно…

— Сейчас я понял, что мне ты нравишься любой… можно даже голой…

— Тогда мы точно не попробуем эту вкуснятину, которую ты тут так старательно готовил, пока я бессовестно дрыхла! Я не согласна.

Мы мило обменивались забавными фразочками, а сами даже не разрывали зрительного контакта… смотрели друг другу в глаза, словно впервые видели.

Не выдержав, я приподнял ее еще выше и все же заткнул сладкий ротик, даря самый нежный поцелуй, какой смог. Передавая в нем ответ на ее признание. Слова в эту секунду были неуместны — я хотел их произнести в более торжественной, что ли, обстановке, по крайней мере более располагающей… может быть, зря…

Кое-как разжал объятья, отпуская пьяную от поцелуя кроху наверх. К черту бы все эти ее приукрашения! Сейчас, в рубашке и трусиках, с взъерошенными кудрявыми волосами она была прекрасна… этот свет в ее глазах затмевал все вокруг. Мне не хотелось отрываться от нее ни на секунду, обнимать целовать, да просто держать за руку…

Но увы, услышав однажды восхищенные комплименты тому ее дерзкому облику, Маша вряд ли теперь поверит, что люблю ее любую, особенно вот такую, как сейчас, настоящую.

Хотя…

Вскоре ко мне опять спускалась моя дерзкая девчонка, в чулках (да-да, именно их я заметил в первую очередь), в моей черной рубашке, перетянутой чуть ниже талии тонким ремешком, и с красной помадой на чувственных губах. Пульс скаканул…

Помнится, Настя говорила, что вызывающие девушки — моя слабость. А на самом деле мне нужна добрая, скромная и порядочная. Кажется, я нашел нечто совмещающее в себе и то, и другое.

— У меня ощущение, что здесь чего-то не хватает, — нужно было немедленно переводить все в шутку, иначе просто подхвачу ее и покажу, что такое секс стоя…