А ночью она все-таки незаметно выскользнула за дверь, добежала до старого карагача и торопливо спрятала под камнем свою первую записку.

«Так ничего и не узнала», — досадовала Шарафат. Написала, что много басмачей. Это Алексеев и без нее знал. Ему нужно другое. Но она не теряла надежды.

На второй день появился Султан. Он молча выпил три пиалы чаю и только после этого произнес:

— Плохи твои дела, красавица. Есть здесь несколько человек из отряда, разбитого красными. Так вот, они говорят, что брата твоего еще прошлым летом убили.

Шарафат тоненько вскрикнула и опустила голову. Плечи ее затряслись.

— Ты извини, — продолжал Султан, — но я подумал, лучше пусть знают правду. И ты, и твои родители. — Он бесшабашно взмахнул рукой. — Эх, все мы скоро там будем. Пропащее наше дело, что бы ни говорили все эти баи и инглизы.

Шарафат насторожилась, но тут же вспомнила о своей роли и зарыдала еще громче.

— Было бы за что, — вел свое Султан, будто рассуждая вслух, — а то, смотришь, все по-старому. У бедняков последнюю нитку отнимаем, а у баев мешки от золота лопаются. Разве это справедливо, скажи?

— Я в этом не разбираюсь, — сквозь слезы ответила Шарафат. — Не женского ума это дело.

— Не плачь, — еще раз повторил Султан. — Мне и без того жаль тебя. Я из-за этого и не донес, что тебя встретил. Хотя нас, знаешь, как предупредили! Сам курбаши велел не только о человеке, о каждой черепахе, что проползла со стороны Андижана в Файзабад, доносить ему лично.

— Спасибо вам, — едва слышно произнесла Шарафат, — только я ни в чем не виновата.

— Так-то оно так, — задумчиво сказал Султан, — только в руки к нашему Кара Сакалу как попадешь, он из камня слезу выжмет. Не посмотрит, виноват, нет ли.

«Значит и этот шакал здесь, — вихрем пронеслось в голове у Шарафат. — В главных палачах у курбаши ходит. Ну, попадись ты мне!» — пообещала она черному предателю.

А Султан видел только убитую горем девушку.

— Успокойся, — как можно ласковее сказал он. — И не бойся. Не отдам я тебя Кара Сакалу.

— Я не потому, — всхлипнула Шарафат, — брата жалко.

— Может, врут эти люди, — сказал Султан. — Они же сами не видели, как твоего брата убили. Ты успокойся. — Он наклонился и быстро зашептал: — Вот придет завтра сам курбаши Кадыр...

— Ну и что? — прервала его Шарафат. — Что мне до этого, как он там называется, курбаши? Если бы он брата с собой привез... — И она заплакала еще пуще. — О-о-ой, Джура, солнце нашего дома...

— Глупая! — прикрикнул Султан. — С курбаши Кадыром приедет главная канцелярия. У нее каждый мусульманский воин по имени записан. Где служил, что с ним случилось. Вот там-то я и узнаю все. Может быть, жив и здоров твой Джура, а ты его оплакиваешь. Вот женщины, — обратился он к старику, — слова им не скажи.

— Правда ваша, — почтительно откликнулся ткач. — Не плачь, доченька, прежде времени. Потерпи до завтра. Бог даст, все еще хорошим обернется. Даже если человека нету, не значит — погиб. Бывает всякое: кто — сбежал, а кто — к красным ушел. И таких немало.

— Не такой Джура человек, чтоб против веры идти, — возразила, впервые подняв голову, Шарафат.

— Ничего ты не понимаешь, — с горячностью возразил Султан. — Все говорят, что русские нам добра хотят. Трудовым людям большевики землю дают, скот. Помогают им, а молиться не запрещают, и жен не отбирают.

«Так что ж ты, парень, мучаешься! — хотелось воскликнуть Шарафат. — Ты же сердцем бедняка понял, где правда. — Но тут же холодная мысль заглушила этот порыв. — А что, если Султан — провокатор?! Нет, нет, ни за что не раскрываться!»

— Простите, — сказала Шарафат, — а мне нельзя самой поговорить с этой касне... кансне...

— С канцелярией? — впервые улыбнулся Султан. — Ладно уж, я сам с ней побеседую. — Он встал. — Дня два я заходить не буду, — сказал он, обращаясь к Шарафат. — Ты сама не выходи. Махмуд-бобо найдет меня во дворе мечети. К самому главному начальству приставлен я там. — Он потоптался у порога. — Жаль, красавица. Очень хотелось бы с тобой скорее увидеться. Мы о многом могли бы поговорить.

Хлопнула калитка.

Шарафат тоже поднялась. Не таясь от стариков, она быстро набросала записку.

— Я скоро вернусь, — сказала она, — тогда все расскажу о себе.

— Делай свое дело, дочка, — откликнулась старуха, — и поскорее приходи.

— И возвращайся клеверным полем, — спокойно произнес старик. — А то вчера ты пробиралась садами — всех собак подняла.

Шарафат испуганно вскинула брови и тут же благодарно улыбнулась старому ткачу.