Шрифт:
– Ну чем я могу помочь?
– спросила Рена, когда Джангир ввел ее в курс дела.
– Да и мне сейчас в "Азнефть" нужно ехать.
– Зачем?
– Он опять зарезал мой материал. Требует, чтобы я написала что-нибудь о нефтяниках.
– Вот и чудесно! Видишь того парня в кузове? Это известный нефтяник Мурад Эйвазов. О нем и напишешь. Едем! Я прошу тебя, не ставь меня в неловкое положение.
– Я все равно ничем не смогу помочь вам.
– Ничего, едем, прошу тебя.
– Ну ладно, я только сумку возьму.
Рена побежала за сумкой, а Джангир пошел к машине.
А Тофик катался по полу в отделении милиции, выражая тем самым свое глубокое возмущение беспричинным арестом.
– Перестань валять дурака убеждал его лейтенант Халилов, следуя за ним из угла в угол.
– Последний я человек, если не заставлю тебя пожалеть об этом. Лучше выслушай!
Тофик покатался еще немного, но потом решил отдохнуть, а заодно все-таки послушать Халилова. Лейтенант сел за стол и вытащил из ящика какие-то листки.
– Надоело мне возиться с вами! Тут достаточно материала, чтобы выселить тебя из города. А за Шалгам получишь пятнадцать суток. Города тебе мало? Памяти отца своего постыдился бы...
– Отца оставь в покое, - прервал Тофик.
– Какое ты млеешь право ни за что ни про что хватать меня среди бела дня?
– Не ори! Пятнадцать суток посидишь - узнаешь, какое!
– Я не ору! В чем моя вина?
– Во-первых, по нашим данным, ты нигде не работаешь с тех пор, как тебя выгнали из зоопарка.
– Я сам ушел!
– Знаю я! Рассказывали мне, как ты мясо для львов по рублю продавал, а тигриное - за семьдесят.
– Я сам ушел!
– Это неважно. Важно, что ты год не работаешь. По постановлению горсовета мы можем тебя, как тунеядца, выселить.
– Да я уже месяц тружусь!
– Тофик полез в нагрудный карман чесучового пиджака и вытащил справку.
Халилов встал из-за стола, наклонился к Тофику, все еще лежавшему на полу, взял бумажку и пробежал ее глазами.
– И все же, - заключил он, - ты не должен был себя так вести!.. Вы все у меня здесь сидите.
– Халилов показал на горло.- Вчера Сафарали убили, у меня неприятности, выговор - должен я принять меры?
– А я при чем? За всех должен отвечать?
– И ответишь, если надо будет! Из Шалгама заявление пришло.
– Какое заявление? Плевать я на него хотел! У меня невеста, а ты меня хватаешь, как преступника!
– Какой-то человек, - продолжал Халилов, повысив голос, - три раза за последние два месяца приезжал из города в Шалгам, заходил в чайхану на центральной площади и ругал всех, кто там был. Вы что думаете, если среди этих людей нет храбреца, который мог бы отбить у вас охоту так глупо шутить, то, значит; нужно хулиганить до тех пор, пока милиция не вмешается?! Раз поехали, два поехали... Сколько можно?
– А я тут при чем? Зачем ты меня приволок сюда?
– Это кто-нибудь с вашей улицы, - категорически заявил
Халилов, снова сел за стол и принялся писать.
– Что пишешь?
– спросил Тофик.
– Оформляю на пятнадцать суток.
– За что?
– За все. За Шалгам.
– Имей совесть! Ни за что поймал и еще дело пришиваешь!
– Тогда скажи, кто ездил в Шалгам.
– Откуда я знаю?
– Значит, ты не ездил. Так и напишем.
Тофику надоело лежать, и он сел на полу, обхватив руками колени...
Чуть позже он уже сидел на стуле, а Халилов, держа в руке какой-то конверт с сургучными печатями, говорил:
– Только ради памяти твоего отца и из-за этого письма отпускаю. Поезжай, посмотри, как люди чтят память товарища Аскерова. Может, это поможет тебе стать человеком. Но имей в виду, только ради отца.
– Спасибо, очень благодарен вам, - вежливо сказал Тофик. От прежней его заносчивости не осталось и следа.
– А все, что ты говоришь об отце, глупости! В чем он виноват?
– Вам, конечно, лучше знать, вы старше меня... Но если б он не погиб, не сидел бы я сейчас здесь.
– Не болтай глупости. Я тебя специально не выбирал, не ты, так кто-нибудь другой с вашей улицы. А твой отец, даже погибнув, сделал для тебя все необходимое. Перед тобой все двери были открыты - сын героя! А что получилось?
– Если бы он был жив...
– снова начал канючить Тофик, но Халилов оборвал его:
– Замолчи! Сам виноват, а на отца валишь. И сейчас он тебе помог, а то загремел бы ты у меня на пятнадцать суток как миленький! Гордиться должен им, понял?