Пауза.

Гарий Вартанович (тихо). Вам нравится бороться, мне копить деньги, но очень скоро мы оба умрем, неужели не чувствуете?

Старик (тоже негромко). Но пока это не произошло - я тебя последний раз предупреждаю: прекрати билетные махинации, или я вынужден буду принять меры!.. И перестань шарить по шкафам.

Гарий Вартанович. Что?!

Старик. Все варенье сожрал, теперь за орехи и миндаль принялся? Сказано же было: на праздник оставлено.

Гарий Вартанович. Это клевета!

Старик. Всю жизнь ты воровал, Гарий. Хотя бы в собственной семье этого не делай.

Гарий Вартанович (смущенно). Я немного совсем... По ночам есть хочется.

Пауза.

Старик. Что же ты не говорил?

Гарий Вартанович (потупившись). Стыдно.

Старик. Я скажу Эльмире, чтобы тебе на ночь оставляла еды.

Гарий Вартанович. Спасибо... (Встает, идет к двери, останавливается.) Только...

Старик. Не волнуйся, доплачивать тебе не придется...

Гарий Вартанович уходит.

Старик сидит за столом, затем медленно поднимается и, ссутулясь, тяжело ступает к двери. Увидев входящего Теймура, выпрямляет спину, заставляет себя улыбнуться.

Те й м у р. Доброе утро.

Старик. Доброе, доброе... Ну, как работалось? Т е й м у р. Увлеченно. (Идет к столу.) Что у нас тут пожевать?

Старик (смотрит ему вслед). Чай надо подогреть. Сейчас скажу Рене.

Т е и м у р (трогает чайник). Не надо, он вполне... Опять этот Ромео буянил?

Старик. Да.

Т е и м у р. Бедняга.

Старик (останавливаясь в дверях). Только прошу тебя, при ней такие вещи не говори.

Теймур (пожав плечами). Какая разница, скажу я что-то или нет - разве дело в этом?.. Его что, забрали?

Ст а р и к. Да. Мы достаточно долго его уговаривали.

Теймур. Надеюсь, ничего серьезного ему не грозит?

Старик. Участковый давно на него зуб точит.

Теймур. В крайнем случае получит несколько суток... Она переживает?

Старик. Очень.

Теймур (улыбнувшись). А вы?

Старик. Ты же знаешь, как я ее люблю...

Теймур. Любящие всегда причиняют друг другу страдания.

Старик. У меня не было другого выхода: это страшная семья.

Т е и м у р. Разве?

Старик. Одна мамаша чего стоит.

Теймур. Ничем не хуже отца.

Старик. В пятидесятом году он ее привязал к кровати бельевой веревкой, чтобы она никуда не могла выйти, и уехал в командировку.

Теймур. Что же она не развязалась?

Ст а р и к. А он и руки и ноги ей связал. Ни встать не могла, ни сесть.

Теймур. Хороший способ. Главное - надежный.

Старик. С ее согласия. Два дня она терпела, на третий не выдержала, крик подняла. А теперь строят из себя интеллигентов.

Теймур. Он хороший музыкант. И сын, по-моему, не без способностей.

Старик. А старший брат?

Теймур. Ничего страшного. Это называется: повышенное чувство справедливости.

Старик. И в такую семью отдать нашу дочку? Что за муж, который каждый вечер до полуночи в саксофон дудит?!

Теймур. Вы что-то имеете против саксофона?

Старик. Дело не в инструменте.

Теймур (улыбаясь). Приятно слышать. А когда-то все могло решить именно это. Бедный Пирик Рустамбеков, первый азербайджанский саксофонист, упражнялся в запертом шифоньере, чтобы соседи не услыхали...

Старик. Он дома не играет, вечно где-то шляется... И компания у него такая же...

Т е и м у р. Лабухи.

Старик. Что?

Теймур. Музыканты, говорю.

Старик. Отец его меня ненавидит.

Теймур. За что?

Старик. Чувствует мое отношение. Слишком много я о них знаю... У меня просьба - поговори с ней, она тебя уважает, успокой как-то, объясни, посоветуй что-нибудь...

Теймур. Я плохой советчик, дядя...

Старик. Она тебя послушается... (Услышав шаги, переходит на шепот.) Идет... (Покидает гостиную.)

Входит Рена.

Рена (подойдя к столу, трогает чайник). Встали?

Теймур. Давно.

Рена. Ящик с табличками на место надо поставить. Переполох из-за него с утра.

Теймур (с интересом смотрит на собеседницу). А ты знаешь, где он?

Рена. Да.

Теймур. А зачем я его брал, тоже знаешь?

Рена. Да.

Теймур. Ну-ну... Интересно... И давно ты об этом знаешь?