Основу хозяйства хунну составляло кочевое и полукочевое скотоводство (Таскин В.С., 1968б) при значительном распространении земледелия и ремесла. Летописи сообщают, что сюнну «вслед за пасущимся скотом кочевали с места на место. Из домашнего скота у них больше всего лошадей, крупного рогатого скота и овец, а из редкого скота — верблюдов, ослов, мулов, катiров, тоту и танi (лошаков, мелких диких лошадей, куланов). В поисках воды и травы (они) переходят с места на место, и хотя у них нет городов, обнесенных внутренними и наружными стенами, нет постоянного местожительства и они не занимаются обработкой полей, тем не менее каждый тоже имеет выделенный участок земли» (Таскин В.С., 1968а, с. 34, 117, примеч. 1).

Противоречивые свидетельства письменных источников, повествующих то о земледелии у хунну, то о его отсутствии, по-видимому, отчасти можно объяснить различиями хозяйственной специфики отдельных районов. Так, в ЦХШ под 89 г. до н. э. сообщается, что, хотя на севере рано наступают морозы, тем не менее и там сеяли различные виды проса. Говорится также, что в этот год в земле хунну «начался снегопад, длившийся несколько месяцев подряд, скот падал, среди населения начались болезни, хлеба не вызрели» (Таскин В.С., 1973, с. 22, 137, примеч. 19). Последнее свидетельство указывает, что хлеб в питании хунну играл определенную роль наряду с продуктами животноводства, о чем также повествуют летописи. «По обычаям сюнну народ ест мясо домашнего скота, пьет его молоко, одевается в его кожи; скот же питается травой и пьет воду, переходя в зависимости от сезона с места на место» (Таскин В.С., 1968а, с. 46). В этих сведениях содержится указание на сезонные перекочевки. О полукочевом характере скотоводства хунну Забайкалья говорит и большой удельный вес в стаде крупного рогатого скота, особи которого в погребениях могильников Ильмовой и Черемуховой падей составляют около 33 % домашних животных. Очевидно, не случайно одним из излюбленных сюжетов прикладного искусства хунну Забайкалья, северной Монголии и Ордоса было изображение быка или яка (табл. 114, 3, 4, 11) (Руденко С.И., 1962б, табл. XXXVI, 3; XXXVII, 3). Однако полное представление о составе стада у полукочевых хунну получить трудно. Судя по остаткам костей жертвенных животных в погребениях, хунну разводили крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, верблюдов, яков. По числу особей на первом месте стоял мелкий рогатый скот — овцы и козы, кости которых составляли около 60 % (по материалам Ильмовой и Черемуховой падей). Примечателен большой удельный вес козы. На втором месте — крупный рогатый скот (около 33 %), на третьем — лошади (около 5 %). Лошадь была важнейшим животным, использовавшимся скотоводами в повседневной жизни как транспортное средство, при пастьбе скота, на войне и облавной охоте. К тому же, она обладает наибольшей способностью к тебеневке.

Данные о количестве голов скота, приходящихся на душу населения у хунну, вычислены японским ученым Эгами Намио, исходя из соотношения между количеством пленных и количеством голов скота, захваченных у сюнну ханьскими военачальниками. В годы благополучия и процветания хунну на одного человека приходилось 19 голов скота, а в годы неблагоприятные, вызывающие падеж животных, обеспеченность сокращалась до четырех голов. Примечательно, что по материалам И. Майского (1921, с. 134) в 1918 г. в Монголии на душу населения приходилось 17,3 голов всех видов домашних животных, а по переписи периода антияпонской войны в Уланцабском сомоне — 14,65, по шести хошунам Чахара — 19,6 голов скота (Egami Namio, 1963, p. 353, 354; Таскин В.С., 1973, с. 138, 139). В свете этих показателей понятны обильные жертвоприношения животных, достигавшие 19 голов на погребенного, в курганах хунну суджинского типа. Они как бы символизировали стадо, приходящееся на душу покойного и отправляющееся с ним в потусторонний мир.

Несколько иной состав стада был у жителей оседлых поселений. На Иволгинском городище кости домашних животных составляют 92,5 % остеологических остатков, при этом доля особей овцы — 22 %, козы — 4 %, крупного рогатого скота — 17 %, лошади — 12 %, свиньи — 15 %, верблюдов, яков — 1 %, собаки — 29 % (Davydova A.V., 1968, p. 239; Давыдова А.В., 1985, с. 71). Высокий удельный вес свиньи говорит об оседлости и различии в составе видов животных, разводимых жителями оседлых поселков и полукочевниками. Обеспеченность поголовьем скота у оседлых жителей поселений была ниже, чем у основной массы полукочевого населения, с чем, очевидно, связано небольшое количество остатков мясной пищи в могильниках дэрестуйского типа. По облику крупный рогатый скот хунну был близок современному монгольскому, хорошо приспособленному к зимовкам при скудном кормлении на сухих пастбищах. Лошади — среднего роста, с короткими конечностями, густой шерстью — по конституции были близки бурятской и северной якутской лошадям (Гарутт В.Е., Юрьев К.Б., 1959, с. 81, 82; Davydova А.V., 1968, p. 239). Видимо, были также лошади улучшенных пород, «тысячелийные» аргамаки, подобные лошадям из курганов Пазырыка (Витт В.О., 1952, с. 177–180). Такие кони изображены на шерстяной ткани из кургана 6 Ноин-Улы (Руденко С.И., 1962б, табл. LXIII). Разводили также кур, кости которых найдены на Иволгинском городище (Давыдова А.В., 1959, с. 75). Собака — спутник скотовода и охотника — на Иволгинском городище представлена тремя породами: лайкой, крупной волкоподобной собакой и догом (Давыдова А.В., 1985, с. 71). Кости собак встречены в погребениях Ильмовой пади. Они имели довольно короткую морду и были близки современным монгольским собакам (Руденко С.И., 1962б, с. 25).

Продукты земледелия и ремесла, необходимые кочевникам и полукочевникам, поставляли жители оседлых поселений. Земледелие у хунну играло второстепенную, но весьма существенную роль. Помимо известий летописей, о земледелии у хунну свидетельствуют находки орудий обработки земли, сбора и переработки урожая — своеобразных наральников, наконечников лопат, мотыг, серпов (табл. 107, 22, 29, 31, 41, 42, 49), зернотерок, а также зерна на поселениях и в погребениях.

Пахотное орудие хунну было типа однорукояточного прямогрядильного рала с полозом. Такие рала были распространены от Средней Азии до Тихого океана (Краснов Ю.А., 1986, с. 46, 48). В Забайкалье найдено 34 наральника времени хунну, из них два — на Иволгинском городище и 26 — на поселении у с. Дурены (Давыдова А.В., 1985, с. 69). Отлиты они из чугуна местными мастерами. На территории Китая наральники такого типа неизвестны. В Забайкалье, у пос. Солдатовский найдена глиняная форма для отливки именно таких наральников (Давыдова А.В., Шилов В.П., 1953, с. 197, 198). Судя по небольшим размерам наральников, земля вспахивалась на глубину 7–8 см. Сеяли просо, ячмень и пшеницу. Зерна проса найдены в погребениях Ильмовой и Черемуховой падей, Ноин-Улы, а также на Иволгинском городище (Сосновский Г.П., 1946, с. 64; Давыдова А.В., Шилов В.П., 1953, с. 195; Руденко С.И., 1962б, с. 28; Коновалов П.Б., 1976б, с. 210). На Иволгинском городище обнаружены также зерна пленчатого и голозерного многорядного ячменя (Hordeum vulgare L.), карликовой и мягкой пшеницы (Triticum compactum; Triticum aestivum) (Давыдова А.В., 1960, с. 152; 1985, с. 70; Davydova А.V., 1968, p. 239). Уборка урожая производилась железными серпами. Зерно размалывали на каменных зернотерках удлиненной и округлой форм (Давыдова А.В., 1985, рис. VIII, 9). Хранили его в ямах грушевидной формы (Давыдова А.В., Шилов В.П., 1953, рис. 5) и в больших глиняных сосудах, иногда с отверстием у дна для вентиляции (табл. 112, 1, 28), а также, по сообщениям письменных источников, в специально построенных башнях (Таскин В.С., 1973, с. 24). Летописные известия не содержат сведений о том, кто возделывал поля у хунну. По всей вероятности, занималась этим оседлая часть населения. По сравнению с основной массой скотоводов — полукочевников и кочевников — она была, по-видимому, относительно немногочисленной.

Возможно, к периоду хунну относится часть древних оросительных каналов Забайкалья. В Иволгинском оросительном канале найдена бронзовая бляшка с изображением кошачьего хищника, относящаяся к концу I тысячелетия до н. э. и, вероятно, датирующая этот канал (Давыдова А.В., Шилов В.П., 1953, с. 199, рис. 7).

Подсобными занятиями хунну были охота и рыболовство. Летописи сообщают: «По существующим среди них обычаям в мирное время они следуют за скотом и одновременно охотятся на птиц и зверей, поддерживая таким образом свое существование, а в тревожные годы каждый обучается военному делу для совершения нападений» (Таскин В.С., 1968а, с. 34). На поселениях и в погребениях обнаружены кости оленя, косули, кулана, кабана, степной лисицы. Охотились и на других животных, в частности лося, зайца. На Иволгинском городище найдена пластина с изображением головы самки лося (Давыдова А.В., Миняев С.С., 1975, с. 199). Лось, терзаемый грифоном, изображен на ковре из Ноин-Улы (табл. 114, 20) (Руденко С.И., 1962б, табл. XLV), На Иволгинском городище кости диких животных составляли 7,5 % общего количества фаунистических остатков (Давыдова А.В., 1985, с. 74; Davydova А.V., 1968, p. 239). Орудием охоты служил лук со стрелами. Была распространена также коллективная, облавная, охота, практиковавшаяся, в частности, знатью (Таскин В.С., 1968а, с. 38; 1973, с. 25, 30). О рыболовстве свидетельствуют находки костей рыб, в том числе пластин осетровых, на поселениях и в отдельных погребениях хунну (Давыдова А.В., 1959, с. 75; 1982, с. 136; 1985, с. 73, 74). Орудиями рыболовства служили костяные гарпуны, железные крючки (табл. 107, 12, 18, 19) и сети, от которых сохранились глиняные грузила (Давыдова А.В., 1985, рис. VIII, 12). В целом рыболовство не играло большой роли в хозяйстве.

Поселения хунну являлись также ремесленными центрами. На них плавили железо, бронзу, на что указывают находки руды, шлаков, льячек, капелек бронзы, литников на Иволгинском городище и поселении у с. Дурены. Куски руды, найденные на поселении у с. Дурены, содержали до 70 % железа (Давыдова А.В., 1980, с. 200). На Иволгинском городище изучены остатки железоплавильного горна, состоявшего из двух частей — шахты (0,37x0,375 м, глубина 0,35 м), где плавилась руда, и соединенного с основанием шахты овального в сечении подземного канала (длина 0,9 м, высота 0,2 м, ширина 0,35 м; табл. 109), служившего для поддувания в шахту воздуха и для извлечения полученного металла. Сверху шахту перекрывал глиняный купол, через отверстие в котором в шахту засыпали вперемежку слои измельченной руды и древесного угля. Во время плавки это отверстие заделывали глиняной пробкой и обмазывали глиной. Обломки купола и пробки, а также крицы железа найдены рядом с горном (Давыдова А.В., 1956, с. 273, 274; 1985, с. 77, 78). Помимо сыродутного процесса, хунну освоили технику выплавки чугуна и отливки из него некоторых изделий, в частности наральников. Железные предметы в большинстве кованые. При обработке их применялись напильники. Один из них найден на выдувах у с. Дурены (табл. 107, 33) (Кызласов И.Л., 1985а, с. 27–29).

Руду добывали из местных месторождений Забайкалья и на захваченных территориях Алтае-Саянского нагорья, где также проводили ее плавку. В Каа-Хемском р-не Тувы, в урочище Кара-Суг, открыты следы рудников хунну по добыче железной руды магнетита и гематита в виде воронкообразных ям (диаметр 5-20 м). В них на глубине 2,5 м найдены кости животных, обломки двух сосудов — гуннского и уюкской культуры, а на глубине 3 м — древесный уголь и зола, указывающие на огневой способ добычи руды. Рудник датируется рубежом III–II вв. до н. э. по сочетанию керамики двух культур — хуннской и уюкской. По мнению Л.Р. Кызласова (1969б, с. 120–122, рис. 3; 1979, с. 82, 83), сразу после завоевания Тувы в 201 г. до н. э. хунну начали здесь разработку железной руды, а стремление овладеть ее источниками двигало хуннское завоевание на север.