Торговые, военные и дипломатические контакты осуществлялись также с западом и востоком. Путем торгового обмена или военной добычи к хунну попадали ковры и ткани греко-бактрийского производства, обнаруженные в курганах Ноин-Улы (Руденко С.И., 1962б, с. 97–110), а также некоторые изделия из бронзы — например, пряжки (Миняев С.С., 1976, с. 109, 110). На восток к ухуаням, платившим хунну дань кожами и полотном, вместе со сборщиками дани ездили торговцы (Таскин В.С., 1973, с. 54).

Такие активные контакты, обусловленные потребностями хозяйства и военно-политической деятельностью, объясняют большое количество импортных вещей на памятниках хунну.

Земледельческие и ремесленные поселки типа Иволгинского городища являлись одновременно опорными военными пунктами хунну, в которых стояли их гарнизоны, имелись запасы продовольствия и, очевидно, военного снаряжения. На это указывают следующие сообщения. В 119 г. до н. э. вторгшийся в земли хунну китайский полководец Вэй Цин дошел до города Чжаосиня у горы Тяньяньшань, отождествляемой с южной оконечностью Хангайского хребта (в центральной Монголии), и захватил хуннские запасы зерна, которыми накормили войска. Пробыв здесь один день, Вэй Цин сжег имевшиеся в городе остатки зерна и выступил в обратный путь (Таскин В.С., 1968а, с. 91). В 66 г. до н. э. «сюнну… желая оказать давление на усуней и (владения) Западного края, послали левого и правого дацзянов и с каждым более десяти тысяч всадников, чтобы они стали гарнизонами и занимались обработкой полей в правых землях» (Таскин В.С., 1973, с. 30). Оба сообщения указывают на связь земледельческих поселений с военными опорными пунктами хунну. В Хакасско-Минусинской котловине таким пунктом была резиденция хуннского наместника, дворец которого исследован около Абакана (Киселев С.В., 1951, с. 479; Кызласов Л.Р., 1960, с. 135, 163, 164; 1969б, с. 117; Евтюхова Л.А., 1947, с. 79–85; Евтюхова Л.А., Левашева В.П., 1946, с. 72–84); на северных рубежах, в Забайкалье, — Иволгинское городище; в Ордосе — городища Эрланьхугоу и Кэлимынинцзунь (Васильев К.В., 1959, с. 169, 170), а на юге Монголии — Баян-Булак.

Отмечая важную роль укрепленных ремесленно-земледельческих поселений для военно-экономического базиса хунну, не следует, однако, преувеличивать их значения. Основу общества хунну составляли скотоводы-кочевники и полукочевники, знатная верхушка которых не всегда умела оценить значение укрепленных «городов». Так, была прекращена постройка городов, начатая в 83 г. до н. э. по рекомендации служившего у хунну чиновника Вэй Люя, который для успешной борьбы с ханьскими войсками советовал шаньюю: «Выкопайте колодцы, постройте окруженные стенами города, воздвигните для хранения зерна башни и обороняйте города совместно с циньцами (перебежавшими к сюнну китайцами); если и придут ханьские войска, они ничего не смогут поделать» (Таскин В.С., 1973, с. 23, 24, 138, примеч. 24).

Летописные известия приводят разноречивые данные о численности хунну. По подсчетам ханьского ученого Цзя И (200–168 гг. до н. э.), у хунну было «приблизительно 60 000 всадников, „натягивающих лук“. Поскольку один латник приходится на пять человек, численность народа составляет 300 тыс., что меньше населения одного большого ханьского уезда» (Таскин В.С., 1973, с. 5). Другие источники говорят о еще большей численности хуннского войска. В правление ханьского императора Вэнь-Ди (179–156 гг. до н. э.) шаньюй Лаошань вторгся в пределы Китая во главе 140 тыс. всадников. Несколько ранее шаньюй Маодунь окружил императора Гао-Ди на горе Байдэн, имея, по свидетельству одного источника, 400 тыс., а по другим данным — 300 тыс. воинов. Сыма Цянь определяет количество всадников у Маодуня в 300 тыс. Он же сообщает, что у хунну было 24 военачальника, из которых сильные имели по 10 тыс., а слабые — по нескольку тысяч всадников. Опираясь на эти свидетельства, В.С. Таскин считает приводимую Цзя И численность в 60 тыс. всадников преуменьшенной и склоняется к мнению, что более точно определять численность войска в 300 тыс. воинов. Общая численность населения при этом достигала примерно 1,5 млн человек (Таскин В.С., 1973, с. 5, 6). Те же данные о количестве населения получил и Л.Н. Гумилев (1960, с. 79). Однако он справедливо заметил, что цифра 1,5 млн преувеличена, поскольку это превышает количество населения современной Монголии. Разноречивость источников и преувеличение числа хуннского войска (а отсюда и населения), возможно, связаны с основами древней ханьской военной тактики, согласно которой считалось правильнее преувеличить силы противодействующей стороны (Таскин В.С., 1968а, с. 137, примеч. 119).

Вопросы общественного устройства хунну отражены в летописях и анализировались рядом исследователей (Бернштам А.Н., 1951; Гумилев Л.Н., 1960; Руденко С.И., 1962б). В последнее время на основе уточненных переводов китайских источников они изложены В.С. Таскиным (1973, с. 4–17).

Политическая организация хунну представляла собой раннее государство, которое по структуре походило на политические организации более поздних кочевых народов — тюрок, монголов — и сочетало черты централизованной государственной власти с пережитками родо-племенного строя. Высокая степень централизации власти и военной организации во многом обеспечила военные успехи хунну. Во главе государства стоял шаньюй, обладавший почти неограниченной властью. По объяснению Бань Гу, «шаньюй» означает «обширный» и показывает, что носитель этого титула обширен, подобно Небу, т. е. под его властью, словно под небом, находится вся земля (Таскин В.С., 1973, с. 6, 7). Власть шаньюя была наследственной и передавалась обычно старшему сыну. Шаньюй был верховным главнокомандующим, во время крупных походов лично предводительствовал войском. Как верховный правитель шаньюй представлял хунну в сношениях с другими государствами и народами, что особенно видно в отношениях с Ханьской империей. Шаньюи заботились также об охране владений хунну, рассматривая землю как основу государства. Шаньюй выступал и как верховный судья, хотя разбором судебных дел и определением меры наказания занимались представители трех знатных фамилий Хуань, Лань и Суйбу, сообщавшие шаньюю о принятых решениях (Таскин В.С., 1973, с. 11, 73).

Государство хунну делилось на 24 владения, удела. Во главе каждого удела стоял темник, назначаемый шаньюем. Обычно это были члены семьи, сыновья и родственники шаньюя. В свою очередь темники для управления уделом назначали тысячников, сотников, десятников и других управителей, выделяя им соответствующий участок земли для кочевания. Шаньюй мог наказывать темников и даже лишать их владений (Таскин В.С., 1968а, с. 40, 44; 1973, с. 14, 15). Основным видом повинности была воинская служба. Темники предоставляли в распоряжение шаньюя воинов, и сами проводили военные действия по его указанию. Темники и другие представители знати помогали шаньюю в управлении и обсуждали текущие дела, собираясь на совет. При этом сила и влияние темников зависели от количества воинов, поставляемых ими, а не от величины удела. Наиболее сильные темники выставляли по 10 тыс. всадников, более слабые — по нескольку тысяч. Темники собирались также на церемонию провозглашения нового шаньюя. Ослабление власти и военные неудачи шаньюя вели к появлению разногласий среди темников и междоусобицам.

Кроме того, при шаньюе для управления страной имелся должностной аппарат, в составе которого среди высших чиновников были и китайцы, перешедшие на службу к хунну (Ли Лин, Вэй Люй и др.) (Таскин В.С., 1973, с. 16, 17). Мнения чиновников и темников шаньюй принимал во внимание, но они не были обязательны для исполнения.

Основную массу населения составляли рядовые кочевники, средние слои общества, имущественное и социальное положение которых было также различным. Об этом свидетельствует погребальный ритуал: различия в величине курганов, устройстве погребальных камер, снабжении покойных инвентарем и заупокойной пищей, указывающие на многоликость и сложность общественной лестницы хунну. Социальная дифференциация и централизованная государственная власть вели к разложению родовых связей и к постепенной замене их территориальными. В то же время в семейных отношениях сохранялся левират. «После смерти отца берут в жены мачех, после смерти старшего или младшего брата женятся на их женах» (Таскин В.С., 1968а, с. 35, 46, 117, примеч. 2), что указывает на пережитки родового строя. Выделяющиеся на некрополях группы погребений, вероятно, можно считать захоронениями членов отдельных семей и зависимых от них лиц.

В ограниченных размерах существовало рабство. Источники сообщают об обращении в рабство плененных мужчин и женщин (Таскин В.С., 1968а, с. 41). Покоренные народы облагались данью. Замаскированной данью были подарки, направляемые шаньюям китайскими императорами в периоды могущества и военных успехов хуннского объединения. В государстве хунну проводилась перепись населения с целью его податного обложения.

Идеологические представления хунну мало известны. Погребальный ритуал, устройство камер в виде срубов, снабжение покойника пищей и инвентарем указывают на существование представлений о потусторонней жизни. Из летописей известно, что хунну поклонялись небесным светилам, луне, солнцу и приносили жертвы, в том числе человеческие, предкам, небу, земле, различным духам. Так, в 89 г. до н. э. по наговору шамана, действовавшему по приказу Вэй Люя, в жертву духу земли был принесен ханьский Эршиский военачальник, попавший к хунну в плен и пользовавшийся сначала благосклонностью шаньюя (Таскин В.С., 1973, с. 22).