– Я просто пытаюсь быть честен с вами.

– Спасибо. Я это ценю. Что же, думаю, Александр Викторович еще какое-то время порадует нас всех своим присутствием.

Это можно было принять за конец беседы. Я кивнул и уже начал собираться уходить.

– Постойте. Как насчет чашечки чая?

– Благодарю, но мне пора. Александр Викторович наверняка ищет меня.

– Ну ладно вам. Я сегодня не завтракал. Может, составите мне компанию? Я позвоню Маде, и она мигом нам организует чай.

Я уже поднявшийся на ноги, снова упал на стул. А почему собственно и нет?

– Хорошо, Сергей Степанович. Отличная мысль. К тому же, у Магдалины Алексеевны должна быть и шоколадка к чаю.

2.

Спустился я в подвальное помещение по лестнице, предназначенной для персонала больницы. Лифт был занят, а ждать его мне не хотелось. В коридоре я встретился с Безбородовым, что вел занятую каталку в прозекторскую. Двери лифта как раз закрылись за ним.

– О, Алексей! – поприветствовал он меня, обернувшись назад. – Почему припозднился? Вроде рабочее время уже как полчаса.

– Да вот, был у главврача.

– По собственной инициативе или по вызову?

Я поравнялся с ним и, хотел было, взяться за поручни каталки, но Александр Викторович ударил меня по рукам. Либо решил закончить работу, за которую взялся первым, либо был чем-то обижен.

– По вызову.

– Опять меня обсуждали?

Тон он выбрал сердитый. Я поспешил его успокоить:

– Можете не волноваться, вас не уволят.

– Эка радость!

Одно из колесиков каталки попало в выбоину, созданную отсутствием одной плитки, из-за чего она подскочила вверх. Массивное тело под простыней практически не шелохнулось. Разве что стопы пошатнулись из стороны в сторону.

– Вы надеялись на другой ответ?

– Я уже перестал надеяться. Хочу приносить пользу больнице, а не работать из жалости.

– Поверьте, все ценят ваш вклад в…

– Ты эти слова оставь для Селина. Мне они ни к чему.

Я запнулся. Какое-то время мы шли в гнетущей тишине, которая сильно давила на меня своей тяжестью. Когда передняя сторона каталки врезалась в двери прозекторской и те разошлись в стороны, я решил нарушить молчание, заодно сменив тему:

– А где Краснов? Почему опять кто-то другой делает его работу?

– У Краснова веские причины нам не помогать.

– Зачем вы его выгораживаете? Это ведь не первый раз. Он просто пользуется нашим ответственным подходом к рабочим обязанностям и добротой.

– Ничего я его не выгораживаю! – возмутился Александр Викторович, останавливая каталку у стола. – Краснов ну никак не мог самостоятельно привезти тело в зал.

– Что у него опять? Слушание в суде? Температура? Арест из-за пьяного дебоша?

– Смерть.

Я тут же замолк. Мне даже стало неловко. Конечно же, данная причина была вполне веской.

– Очень жаль? Кто умер? Кто-то из его родственников или же друзей?

– Он сам.

Безбородов сдернул простыню, обнажив моему взору мертвого Анатолия Краснова, чье вечно красное лицо теперь обрело пепельный оттенок.

Хочу признаться в том, что Краснов мне никогда не нравился. И, несмотря на то, что я негодовал, когда он увиливал от работы, мне радовали его частые отлучки. Он был одним из тех представителей человечества, которых хочется держать от себя на расстоянии. Мне не импонировало его грубое поведение с окружающими, мне не заходил его юмор, мне не нравился его взгляд на мир, который можно было описать тремя словами: сексизм, ксенофобия, мизантропия. За год жизни в Старых Вязах, я успел узнать Краснова довольно хорошо, в первую очередь благодаря любви санитара к разговорам о себе, даже если его никто об этом не просил. Ему нравилось обсуждать политические новости, всецело поддерживая при этом линию партии. Он до пены у рта мог убеждать всех в том, что НАТО – главная опасность для целостности страны и её надо остановить любыми способами, вплоть до превентивных ядерных ударов по её базам и Брюсселю. Он верил, что Великая Отечественная закончилась бы на пару лет раньше полным разгромом немецких войск, родись он в начале двадцатого века, ведь в той войне он занимал бы должность маршала – не меньше. А еще он был убежден в наличие у себя сверхъестественных способностей и мечтал поучаствовать в отборах, чтобы пробиться в десятку финалистов «Битвы экстрасенсов». Какова была природа этих способностей, он никак не мог объяснить. Возможно, одна из его любимых присказок: «Жопой чую», могла ответить на данный вопрос.

Вот такой заурядной личностью был этот Анатолий Краснов.

Я бы понял всех тех, кто не стал бы горевать из-за его смерти. Я бы понял и самого себя. Да вот только глядя на тело этого большого мужчины, который сейчас лежал перед нами на койке, – беззащитный, остывающий, молчаливый, – я почувствовал к нему жалость. За жалостью пришла грусть. Я отвел взгляд от тела, глянув на Безбородова.

– Как это произошло? – сипло выговорил я.

– В сопроводиловке указано, что скончался он дома от острой сердечной недостаточности. В «скорую» позвонила его бывшая жена: зашла проведать и обнаружила его в полуобморочном состоянии. Приехавшая помощь попыталась его реанимировать, но безуспешно. Умер он спустя полчаса. – Безбородов, говорил все это по памяти, после прочтения документации, при этом не стоял на месте, а переодевался в рабочую одежду. – Ребята из «скорой» порекомендовали городских частников, для перевоза тела в морг. Сами же отправились на другой вызов, предварительно оповестив участкового терапевта. Тот приехал через полчаса и констатировал смерть, затем спустя час, прибыла частная служба перевозки из ритуальной службы. Наверняка «стервятники» приехали на ржавой «волге», а содрали с женщины как за поездку на лимузине.

На такие уловки довольно часто попадают простые граждане, оплачивая перевозки тел своих родственников частным компаниям, не подозревая, что больница представляет такие услуги бесплатно. Краснов был нашим работником, и он прекрасно знал все эти тонкости. Да вот только экс-жена никак не могла с ним посоветоваться по данному поводу. А вот «скорая», скорее всего тоже частная, явно была в доле с одной из компаний, представляющих ритуальные услуги.

Я не строю из себя святого, потому как, и наш морг сотрудничал с частниками, с одобрения главы учреждения. В двух помещениях, буквально напротив прозекторской у нас хранились гробы, венки и кресты, которые мы должны были предлагать родственникам покойника. К счастью, цены на товары были доступные, и меня не посещали мысли об обкрадывании людей в состоянии горя. Скорее наоборот – это сильно облегчало процедуру похорон.