Шрифт:
Вскрытие продлилось почти три часа. Из тела были извлечены внутренние органы и помещены в переносной холодильник, также взяты образцы крови и волос с разных участков тела. Всему предстояло быть обследованным в лаборатории при городском госпитале. Когда Лихман закончил, приведя себя в порядок, мы еще около часа просидели в кабинете и пили кофе, разговаривая на личные темы, никак не относящиеся к работе. Затем мы втроем покинули здание больницы и разошлись по домам: Лихман сел в машину и укатил из поселка, Безбородов потопал до своей квартиры пешком, что находилась неподалеку от моста, ведущего в Малые Березы, а я направился в противоположную ему сторону, в свои – уже ставшими родными – четыре стены.
До моего подъезда оставалось пройти не более сотни метров, когда мое внимание привлекли машина «скорой помощи» и УАЗ участкового. Вокруг толпились люди, и кто-то громко кричал. Подойдя ближе, я увидел, как участковый и его помощник вели под руки упирающегося парня, в котором я не сразу узнал «Петю». Именно он кричал, брызжа слюной и нецензурной бранью. Из информативных слов, вырывающихся из его рта, я смог понять лишь следующее: «Он первый начал!», да «Я ни о чем не жалею!».
Я подошел к трем стоящим неподалеку мужчинам, в тот момент, когда «Петю» посадил на заднее сиденье УАЗа .
– Что произошло, Степан Кузьмич? – спросил я у пожилого сельчанина, которого знал по имени. Остальные были знакомы мне внешне, при встрече с ними здоровался, но бесед не вел.
Мужчина, вздрогнув от моего голоса, обернулся.
– А это ты, Алексей. Да вот, этого малолетнего поддонка повязали за дебош. Избил Пашку, рассек ему лоб кастетом и выбил парочку зубов. Мы с товарищами сидели тут за столом играли в карту и вдруг слышим крики из подъезда. Бросаем все и бежим внутрь и видим, как этот кусок дерьма мутузит пожилого человека – нашего ровесника. Ну, мы давай его успокаивать и требовать остановиться. Поняв, что без толку, набросились на него, скрутили. Вызвали «скорую», а уж она приехала вместе с участковым. Бедный Паша, у него все лицо в крови, кожа со лба сползла чуть ли не на глаза. Тут еще его жена выбежала из квартиры и давай орать белугой. Мы ее успокаиваем, а она еще громче орет, при этом боится даже дотронуться до избитого мужа. Врачам пришлось помощь оказывать и ему, и ей.
– В чем причина такой агрессии, известно? – спросил я.
– Известно. Паша говорит, что вышел вынести мусор и тут встретил на лестничном пролете этого сопляка. Сидит, курит и харкает себе под ноги. А ведь он даже не в этом доме живет. Паша сделал ему замечание, а тот в ответ послал его по матушке. Вот сосед и не стерпел и отвесил ему подзатыльник. Сильный. Пацан чуть было не покатился вниз по лестнице, но удержался. Затем, обложив Пашу трехэтажным матом, выхватил из кармана кастет и кинулся на него. Вот и вся история.
В голосе Степана Кузьмича бушевала еле сдерживаемая ярость. Рядом стоящий мужчина тоже был на пределе своих эмоций. Он с прищуром глядел на запертого в УАЗе парнишку и нервно курил. На пальцах, что сжимала сигарету я разглядел пятна крови, которая скорее всего принадлежала тому самому Пашке.
– Будь моя воля, убил бы собственными руками, гопоту проклятую, – процедил он сквозь зубы.
– А как зовут задержанного? – спросил я, впервые задавшись этим вопросом. Я привык его называть в уме «Петей», а желание узнать его настоящее имя меня никогда не посещало до этого момента.
– Подкорытов. Иван. Иванович. У них в роду все «Иваны», и все с прибабахом.
Эти имя и фамилия были мне знакомы. И если бы не упоминания о том, что у «Пети» и отец, и дед тоже были «Иванами», я может и не сразу вспомнил откуда. Иван Подкорытов – именно так звали одного из подозреваемых в убийствах женщин в поселке. Оказывается, мой давний знакомый мог быть предком Вязовского душителя.
Размышляя об этом, я поймал на себе взгляд паренька, сидевшего в полицейской машине. Он держал руки за спиной, из-за чего сам склонился вперед. Всклокоченные волосы и безумная улыбка на лице делали его похожим на киношного злодея. Он подмигнул мне и произнес одними губами всего два слова. Я никогда не был силен в чтенье по губам, но в этот раз все было предельно ясно.
«Ты следующий».
В подъезде горел свет, а на лестничном пролете стоял спиной ко мне Пахомов, тщательно и неторопливо наводя порядок с помощью швабры. Так как он стоял спиной ко мне, первым мое появление заметил Тимофей, который протяжно мяукнув, осторожно спустился с лестницы, стараясь сохранять со мной зрительный контакт. Преодолев последнюю ступень, кот подбежал ко мне, топорща хвост и с удовольствием начал тереться о мои ноги. Я, наклонившись, погладил рыжего приятеля и почесал его под подбородком.
– О, добрый вечер, Алексей. – Пахомов выпрямился, сложив руки поверх ручки швабры.
– Добрый вечер. Решили навести порядок?
– Да, пришел мой черед.
В нашем подъезде жили более сорока семей, и почти у всех были малые дети, любящие бегать и прыгать по лужам и играть в песочнице. Также немало взрослых любили ковыряться в маленьких огородах у фасада зданья. Поэтому лестничные пролеты и коридоры быстро становились грязными. И чтобы все вокруг не превращалось в свинарник, у двери был листок с дежурствами уборок, куда записывались числа и номера квартир, которые последними наводили порядок. По этому списку можно было составить мнение о той или иной семье: кто часто убирался, а кто и вовсе игнорировал это социальное мероприятие. Признаться, что за почти год моего проживания в Старых Вязах, я ни разу убирался в подъезде. И не это у меня было несколько причин. Во-первых, из-за своей занятости на работе в будние дни и из-за отъездов на встречи с дочерью – в выходные. Во-вторых, я жил один и не водил гостей, а потому пользовался лестницей только утром – идя на работу, и вечером – возвращаясь с работы. В-третьих, в огородах я не копался, песочницы обходил стороной.