– А еще кто выражает это сомнение?
– прервал его Реза-шах.

Но сертиб Селими не растерялся от этого неожиданного вопроса.

– Все честные граждане, - сказал он смело, глядя в лицо государя. Все, кто думает, что гибельная для страны политика продажных министров, алчных купцов и помещиков проводится вопреки вашей воле, государь!

– Я не Ахмед-шах, чтобы политику государства определяли всякие везиры помимо меня!
– резко сказал шах.

Сертиб подумал, что Реза-шах хочет испытать его, и он ответил по-прежнему прямо:

– Если это политика вашего величества, то тем хуже для страны. Значит, вода мутится у источника. Что ж, тем больше потребуется труда и времени, чтобы очистить ее.

Реза-шах гневно поднялся с места.

– Покойный твой отец говорил то же. И суждения эти мне знакомы, проговорил он грозно.

Хикмат Исфагани сразу понял намек шаха и произнес известное двустишие Саади:

Волчонок вырастет и волком будет,

Хотя б его и выкормили люди.

– Нет нужды напоминать мне о темнице и смерти, ваше величество! ответил сертиб Селими.
– Вы спросили мое мнение, и я его высказал. Да, этот путь гибелен для нашей страны! Вспомните, ваше величество, что дала Ирану новая Россия, как спасла его от раздела. Ни один патриот своей родины, понимающий смысл и значение этой услуги, не согласится ни на отдачу северной нефти американцам, ни на предоставление северного неба и посадочных площадок англичанам.

Сертиб Селими, поняв невозможность отступления, говорил с решительностью человека, сознательно идущего на смерть.

Подавляя ярость, Реза-шах думал о том, что этот человек, несомненно, тайком ведет подрывную деятельность, что он связан с определенными центрами и уж наверняка причастен к последним событиям, которые так обеспокоили правящие круги. И ждал, зная, что разгорячившийся противник сам разоблачит себя и откроет все свои карты. Но последние слова сертиба Селими вывели его из терпения, и он ударил кулаком по столу.

– Довольно!.. Ступай!.. Большевики с готовностью примут тебя к себе в шпионы.

Слово "шпионы" хлестнуло сертиба Селими, точно кнутом.

– Это - тяжелое оскорбление, которое вы бросаете в моем лице всем честным патриотам Ирана! Я вам высказал свое убеждение. Убеждение - не женщина, которая может быть навязана... Я шел сюда, как паломник в Каабу, государь, вы разрушили мою веру.

С этими словами сертиб Селими поспешно вышел из зала.

Хикмат Исфагани почувствовал себя так, как если бы он получил пощечину.

– Простите, ваше величество! Я не могу выдать дочь за такого нечестивца.

Реза-шах был объят темными подозрениями и сомнениями. Ему показалось, что он напал на след какой-то тайной организации, что в руках его конец запутанного клубка.

– Слово мое остается в силе!
– проговорил он неожиданно.

– Идите и готовьтесь к свадьбе.

Хикмат Исфагани приложил в знак покорности обе руки к груди и, низко склонившись, попятился к выходу. Реза-шах посмотрел на своего везира.

– Оба они враги престола. Один - старая лиса, а другой - молодой волчонок, у которого уже появились зубы... Когда настанет нужный час, обоих надо будет убрать.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

С тяжелым чувством вышел из дворца Хикмат Исфагани.

Мысли путались, сердце билось тревожно. Он чувствовал недовольство, более того - плохо скрытую ненависть к нему шаха. Он знал, что шах ничего не забывает, не прощает ни малейшего проступка, и от того беспокойство охватило его еще сильнее.

"Я поступил глупо, как мальчишка, - думал он.
– Зная повадку этих подлецов, я тем не менее бываю несдержан, болтаю лишнее. И вот результат: и мазандеранское поместье уплыло из рук, и сад в Ардебиле потерян, и дочь приходится отдавать этому нечестивцу, вдобавок я же в долгу остался. На меня ополчился и этот курильщик опиума, дворцовая крыса, желтый червяк! Ногой прямо на горло наступил!"

Инстинкт самосохранения понуждал его искать средство спасения, искать возможность повлиять на шаха и разрушить козни негодяя и наркомана Хакимульмулька. Подарками и подношениями шаху ничего не добьешься. У его величества была такая черта: чем больше он получал, тем все более росла его алчность; чем богаче он становился, тем сильнее влекло его к новым богатствам. Насытить его дарами было невозможно.

Перебирая в памяти все способы воздействия на шаха, Хикмат Исфаганн вспомнил внезапно своего друга Томаса.

"Вот где спасение!
– радостно додумал он.
– Нет в иранской политике ни одного рычага, который был бы недоступен этому человеку! Хорошо, нашел! Он смягчит повелителя"

И он приказал шоферу направить машину в английское посольство.

Хикмат Исфагани столкнулся с мистером Томасом у ворот посольства. Тот садился в машину. Увидев Хикмата Исфагани мистер Томас отложил свое намерение и пошел ему навстречу.

– Во всем Иране у меня один-единственный друг, - проговорил мистер Томас, беря Хикмата Исфагани под руку и ведя в помещение.
– Сердечный друг! И это вы, мистер Исфагани. Ради такого друга я готов отложить самые срочные свои дела.