Жупан Драгомир взялся за дело всерьез. Ратники стучали топорами, ладя новый терем для высокого начальства, и полсотни изб, где они с семьями жить будут. Тут, на аварской границе князь повелел пограничную заставу ладить, и тут они служить будут, за свой труд жалование солью и зерном получая. Как обустроятся, то сразу начнут засеки делать и наблюдательные вышки ставить. Князю видение от богов было, что аварского набега нужно ждать. А тут с такими вещами никто и не думал шутить. Такой шутник и дня бы не прожил.

Вечевые старцы чесали затылки. Вроде и страшно было до жути, а вроде и не обижали пока никого. Дань жалко, конечно, но жупан с собой целый воз соли привез, топоры, мотыги, серпы и наконечники для сох. И все это богатство он старостам был готов под будущий урожай давать. Жупан Драгомир, на удивление, оказался прост и доступен, сам из воинов, который доблестью себе гривну на шею заслужил и белый плащ, какого здесь ни у кого не было. Может, и обойдется...

— А скажи нам, почтенный жупан, — набрались как-то смелости уважаемые в роду люди, чтобы задать волнующий всех вопрос. — А как сделать так, чтобы боярин Горан к нам не приезжал больше, а? — и они с надеждой смотрели на высокое начальство.

— Страшно? — с искрой веселья в глазах спросил Драгомир.

— Да едва дерьмо в заднице удержалось, — честно признались старцы. — Чуть до нежданчика дело не дошло. Мы к господарю князю со всем уважением. И, кх-м, — добавили они, жутко стесняясь собственного вранья, — и к княгине тоже завсегда... со всем почтением, значит. Она же нам тут, как родная была, — сказали уважаемые люди, пересчитывая пальцы на босых ногах.

— Да? — с сомнением спросил Дражко. — Ну, ежели как родная, то поклон от вас передам при случае. А чтобы боярин Горан путь сюда забыл, в вашем роду все жить должны так, чтобы куриный чих за день пути слышно было. Тихо должно быть! Все понятно, почтенные?

— Да как не понять? — вздохнули уважаемые люди. — Мы буйных сами угомоним, владыка, дай нам время. Тут, э-э-э... еще вопрос есть.

— Да знаю я ваш вопрос, — махнул могучей рукой Драгомир. — Невесты красивые есть?

— Да целый табун! — оживились старцы, радуясь догадливости нового начальства.

— А такие, как княгиня, есть? — с жадным любопытством спросил жупан. — Она же из вашего рода вроде бы?

— Да что в ней такого-то? — взвились уважаемые люди. — Тоща, как весло! Вот у нас дочери, так дочери! Кровь с молоком! Жопы такие, что не у каждой коровы увидишь! Сиськи, что твоя голова! А княгиня эта, тьфу! И что князь в ней нашел?

— Ты, почтенный, так и не понял ничего, — ласково посмотрел на говорившего жупан. От его улыбки ледяные мурашки побежали по спинам уважаемых людей. — Если ты еще раз что-то такое про княгиню или князя скажешь, то боярина Горана даже дождаться не успеешь. Я тебя на кол своими руками пристрою. А перед этим язык отрежу.

— Я все понял, владыка, — стремительно побледнел чересчур говорливый старец, который внезапно ощутил острое желание осмотреть изнутри последний писк столичной моды — небольшой домик с кокетливым сердечком, вырезанным в двери.

Через месяц после отъезда Само из Орлеана.

Длинный дом, в котором жил глава рода Бертоальд, ничем кроме размера, от других домов родовичей не отличался. Длинное строение, крытое деревом и дерном, давало кров большой семье, где у четырех-пяти разных очагов жили отцы, сыновья и внуки. Дым от горящих дров поднимался вверх, на высоту трех человеческих ростов, чтобы обойти закопченную дочерна потолочную балку, и уйти в дыру под крышей. В очаге, сложенном из камня, весело трещали дрова, а вокруг суетились бабы, ставя на огонь большой котел. Вытянутый стол, изрезанный ножами, стоял в центре дома Бертоальда. Тут он пировал со своими воинами. Тут он принимал гостей. За этим же столом сейчас сидели главы самых больших родов саксов, что откликнулись на его зов, и приехали сюда, к берегам реки Везер.

— Время дани наступает, почтенные мужи! — Бертоальд обвел хмурым взглядом сидевших за столом. — Пятьсот коров отдать надо франкам. Как делить будем эту ношу?

Эделинги, родовая знать саксов, переглядывались между собой. У вендов правили владыки, у германцев же — эделинги, таны, хэрсиры, хёвдинги, риксы... Разные племена по-разному называли свою знать. Саксы жили вольной жизнью, где семьи объединялись в роды, а роды в три племени — остфалов, вестфалов и энгров, живших посередине между ними. Все вместе они и были тем могучим народом, который хищные франки покоряли лишь на время, каждый раз заливая их землю реками крови. Но теперь, когда подросли новые воины, а на трон Австразии сел пятнадцатилетний мальчишка... Почему бы и не рискнуть? Тяжкая дань тянула все соки из их земли, неподъемной ношей ложась на общины.

— Долго мы еще, как последние трусы себя вести будем? — рыкнул Бертоальд. — Или затупились наши копья? Или нам нужно отдать свои ножи франкам? Или нам надо пойти к бабам, чтобы крошить репу для похлебки и не притворяться больше воинами?

— Народ вагров франки по последнего человека под нож пустили, — задумчиво сказал один из вождей, глядя прямо в глаза Бертоальду. — Я тогда мальчишкой был, но хорошо помню, как их жалкие остатки Рейн переплыли и за еду трудились, словно рабы. Франки нашу землю в крови утопят. Дагоберт — щенок еще, да только отец его волк лютый.