Большевики декларировали "свободу совести, печати и собраний". При них печать подверглась неслыханной в истории всесторонней идеологической цензуре. "Свобода собраний" стала такова, что и участники самой невинной дружеской встречи могли оказаться там же.

Что касается "свободы совести": для мыслящих иначе, чем предписывала официальная пропаганда, вариантов было немного - либо умереть за свои убеждения, либо - в лучшем случае - попасть в сумасшедший дом для принудительного лечения.

Наконец, лозунг "отделения Церкви от государства" был сигналом к гонениям на религию вообще, гонением, своей свирепостью затмившим времена язычества.

Остервенение в расправах над православными и мусульманскими священнослужителями, уничтожение храмов и мечетей, поругание святынь - все это выявило скрытую сущность большевизма: богоборчество. Вот почему Ленин под предлогом "изъятия церковных ценностей для помощи голодающим" призывал "расстрелять как можно больше духовенства". Вот почему объявлялась "безбожная пятилетка", в ходе которой стремились самое слово "Бог" изъять из русского языка. Вот почему даже в 60-е годы Н. С. Хрущев клялся "искоренить последнего попа".

Религия ничем не мешала большевикам строить "коммунистический рай на земле", откуда же такая антирелигиозная ярость? Все это объяснимо только одним: сквозь ложь большевистских лозунгов проступала действительная суть режима - ненависть диавола к Богу Вселюбящему.

Укрепившись в России, большевики начали методично прибирать к рукам и другие области бывшей империи. Для этого в национальные регионы ушли очередные лозунги "борьбы с великодержавным шовинизмом" и "национально-освободительного движения". Однако после достижения большевиками поставленных целей тотчас были заменены противоположными: "борьбой с буржуазным национализмом", а для Туркестана - "с пантюркизмом и панисламизмом", лозунгами "расстрельными".

В отношении к мусульманам большевики проявили особо изощренное коварство: режим, ненавидящий Бога, прикинулся другом Ислама.

Уже 20 ноября 1917 года большевики распубликовали "Обращение к мусульманам России и Востока", сулившее им все возможные свободы и блага. Народы Туркестана манили призраком создания собственных государств, для чего созывались "мусульманские" съезды, создавались "мусульманские" советы и комиссариаты. Однако, когда мусульманские лидеры действительно стали проявлять самостоятельность, на Туркестан была брошена Красная армия, беспощадно подавившая повстанческое движение, известное под наименованием "басмачества". С 20-х годов в Туркестане начинается физическое уничтожение мусульманской аристократии, интеллигенции и духовенства, массовые расправы над населением, не желавшим подчиняться большевистскому режиму. "Красные" банды расстреливали из пушек города, в районах возмущения поголовно истребляли жителей, устраивали голодный геноцид.

По подсчетам статистиков, славянские народы России во времена гражданской войны, "красного террора" и каторжных лагерей потеряли миллионы жизней.

А. Авторханов приводит подобную же статистику для мусульманских народов.

Прекратив междоусобицы в Центральной Азии, Российская империя создала условия для роста населения: в 1880 году в пределах державы жил один миллион мусульман, к 1917 году их уже было двадцать три миллиона, - но утверждение большевизма стоило мусульманским народам жизни шести миллионов человек.

В Туркменистане, где Белое правительство продержалось дольше других, репрессии приняли особо ожесточенный характер. Поскольку сопротивление велось под мусульманскими ("Армия Ислама") или православными ("За Веру и Отечество") лозунгами, чекисты пытались здесь "вырубить под корень" обе религии. Все православные приходы Туркменистана были разгромлены (за исключением трех, в которых духовенство угоднически переметнулось в "обновленческую" ересь, заискивавшую перед большевиками). За мусульманским духовенством была устроена настоящая охота, впрочем не всегда удачная: туркмены тщательно укрывали своих духовных наставников. В поисках "реакционного духовенства" чекисты зачастую арестовывали туркмен только потому, что у них хранились книги на арабском языке. Но даже когда оказывалось, что это была просто художественная литература, все равно их владельцев ожидали аресты и каторжные лагеря.

Содружество мусульман и православных утвердилось в Туркменистане уже в ХIХ веке. Но ничто так не сближает людей, как совместно перенесенные страдания. Большевики-богоборцы с одинаковой силой обрушили репрессии на Православие и Ислам. В этом краю одни и те же кощунники взрывали храмы и жгли мечети. Одни и те же чекисты арестовывали муллу и священника. Одни и те же "воинствующие безбожники" врывались в дома православных, срывали со стен и рубили топорами иконы, а в дни поста Рамадан вламывались в дома мусульман и насильственно запихивали им в рот пищу, заставляя нарушить пост. Перед лицом свирепых гонителей мусульмане и православные проникались взаимным сочувствием, стремились помочь друг другу.

Если Сибирь во времена большевистских репрессий называют "землей мучеников", то Центральная Азия должна быть названа "землей исповедников" сюда гонители массово ссылали твердое в вере православное духовенство и монашествующих. Здесь в разных городах и селеньях претерпевали ссылку 17 архиереев Русской Православной Церкви. Некоторое время в Ашхабадской ссылке находился один из величайших иерархов Русской Церкви, кандидат в Патриархи, митрополит Арсений (Стадницкий), - в конце своего поприща он возглавлял Среднеазиатскую епархию.