– И вы легко в этом признаётесь? – удивилась Мира.

– Не наша вина, если кто-то применяет это высокое искусство во зло, – вздохнул Старатос. – Алхимия – это созидание в чистом виде. Идя против этого закона, тот, кого мы ищем, оскверняет саму природу. Алхимия не должна порождать насилие.

– Даже боевая алхимия?

– Боевая алхимия олицетворяет собой ничто иное, как выраженный в чистом виде гнев стихий мироздания. Ею должно карать, но не уничтожать, если без этого можно обойтись.

– Давно ли ты начал так думать? – в голосе Ишки звенела холодная злость.

– Уже довольно давно, – Старатос невозмутимо кивнул. – Когда помогал Анклаву в подавлении философского камня. Я понял, что настоящая алхимия есть гармония и творчество. Иначе получается нечто настолько же нездоровое и пагубное, как у древних, чью силу вы пробудили тогда.

– Не поздновато ли спохватился? – не отставала Ишка.

– Да, безусловно, и многое уже не поправить и не вернуть. Но я смотрю, что могу ещё сделать хорошего здесь и сейчас. А теперь извини, мне надо работать.

С этими словами Старатос пошёл по тропе вверх, там, где ещё корчились последние жалкие остатки, бледные выцветающие капли тошнотворной жижи, что пыталась наползти на деревню. Сначала он их было и не заметил, только теперь взгляд выцепил нестандартный цвет и движение. Старатос подобрал одну каплю серебряным пинцетом и поместил в серебряный же пузырёк, остальное сжёг. Ошмётки не сопротивлялись, кажется, всё подобие жизни ушло из них.

– Доктор, у вас ведь с собой походный микроскоп? Вы позволите им воспользоваться? – крайне любезно и вежливо спросил Старатос.

– Да, разумеется, но, если вы не возражаете, я буду наблюдать.

Старатос улыбнулся и кивнул. Научный интерес собрата был ему понятен. И, хотя взаимодействие с непредсказуемым объектом могло обернуться опасным, всё же им было необходимо пройти через это – вместе, потому что отказать доктору в уме даже у Старатоса высокомерия не хватало, и тот вполне мог заметить что-что, что сам Старатос упустит.

***

Постоялый двор оказался на удивление чистым, просторным и неплохо устроенным, не как обычно бывает в такой глуши. Косые солнечные лучи падали через огромное, чуть ли не во всю стену, окно общей комнаты, множество дверей из которой вели в спальни для гостей, а чуть поодаль виднелась лестница вниз, на первый этаж. Светлые доски пола казались согретыми дневным светилом, хотя зимнее солнце было по-прежнему холодным и неласковым.

За неоценимую помощь, по сути – спасение деревни они разместились здесь бесплатно. Весь остаток ночи Ишка лечила поселян, а доктор Варатти и Старатос изучали секреты неаппетитной жижи. Никто из них так и не сомкнул глаз, и все трое выглядели не лучше выжатого и скрученного белья. Было очевидно, что выдержать ещё одно столкновение им не удастся.

– Я был прав. Эти существа созданы из человеческих эмоций, – с печальным торжеством того, кто обнаружил подтверждение своим догадкам там, где с удовольствием предпочёл бы ошибиться, сказал Старатос. – Как я уже говорил, внутри каждого из нас полно энергии, нашей движущей силы. Она состоит не только из здорового и тренированного тела. Мы все умеем чувствовать, и всякая наша мотивация рождается отсюда. Мы любим и ненавидим, боимся и радуемся. Колоссальная мощь, дарованная каждому человеку. А здесь перед нами чистый её концентрат, избавленный от смертных оболочек.

– Как вернуть её обратно? – холодно спросила Ишка. Ей было не по себе от одной идеи, что подобное возможно.

– Никак. То, что ты сделала – расшевелила в тех несчастных остатки, которые невозможно выкачать, пока бьётся сердце, да поделилась своими запасами. Поэтому тебе приходилось часто делать перерывы. Этот способ сработал единожды, но мы не сможем использовать его, если неизвестный или неизвестные начнут обрабатывать большие массы населения страны. Алхимические инструменты и механизмы минимизируют трату ресурсов и ставят производство заданных эффектов на поток. Анклав может обрушить в бездну весь Эсканолл или превратить его в обетованный рай на земле, просто следует позиции вмешательства лишь в крайних случаях, как было с философским камнем. Но даже единственный алхимик, если вложит достаточно труда и знаний, способен натворить дел. Я точно знаю, как это работает, ведь я сам подобным занимался прежде.

Не то, чтобы Старатос себя простил, скорее – решил двигаться дальше, не слишком часто оборачиваясь на те времена, когда целиком отдавался прискорбным заблуждениям. Он знал, что искупить такое невозможно, но довольствовался тем, что, переосмыслив жизненные приоритеты, ещё мог принести пользу. И лишь надеялся, что на сей раз это действительно польза, а не очередной самообман. Лицемер ли он? Отпетая мразь? Лжёт всем – и в первую очередь самому себе? Старатос хотел если не исправиться, то более прагматично и приземлённо – выполнять свою работу безупречно. Он ведь теперь вновь алхимик Анклава. Когда-то был одной из самых многообещающих звёзд этого сборища надутых павлинов, затем его со свойственной им торжественностью и апломбом исключили… и чёрта с два бы приняли обратно, не заставь их король.

– Но могу с уверенностью сказать одно – цели у нас разные.

– Ты уверен? – скептично спросила Ишка.

– Да. Моей целью были именно люди. Изменить их. Исправить, если можно так выразиться. Я и правда желал им лучшего, хотя мои представления об этом разительно отличались от чьих бы то ни было ещё. У того же или тех, кто действует здесь, есть необходимость именно в энергии, и им всё равно, какой ценой она им достанется.

– Но результат всё равно один, – проворчала Ишка.

– Результат очень разный. Возможно, мой был хуже, но он уже позади, и нам предстоит разобраться с тем, что перед нами сейчас. Но сначала мне нужно поспать хоть несколько часов. Надеюсь, вы не попадёте в неприятности за этот срок.