— А как ваше имя?

— Кара.

— А мое Элис.

У Дэйва что, был брат?! А почему же он не сказал мне об этом ни слова? Почему промолчал?

— А как имя твоего мужа? — спросила Кара, и от меня не укрылось, что этот вопрос прозвучал с нотками надежды.

— Дэйвар Аррен.

— Значит младший брат Свейна решил жениться…

— Н-наверное…

— Ты ничего не знаешь о муже?

— Мы вчера только поженились. Вечером. А утром меня украли альвы, — оправдалась я, хотя понимала, что мои слова все равно звучат странно.

— Скажи мне, Элис… А ты видела у Дэйвара ребенка? Мальчика? Ему сейчас должно быть шесть лет, — сев на колени, Кара заглянула мне в глаза. В ее голубых озёрах стояли невыплаканные слезы. — Каким он вырос?

— Мальчик?

Непонятное чувство тревоги разрасталось внутри.

— Ну да. Мой сын. У него на затылке, вот тут — она подняла рукой свои темные волосы, указав на нужное место — родимое пятнышко в виде треугольника, как и у всех Арренов. Раз ты жена Дэйвара, то точно должна была видеть этого мальчика.

Я замолчала и растерянно опустила глаза. В памяти проносились образы того, как я купаю Тайвина в огромном тазу, рассматривая это странное родимое пятно. Именно поэтому я делала ему стрижку длиннее, чем обычно носили дети. Потому что его сорванцы-друзья дразнили его, что у него там прилипшая грязь.

«У меня на него такие же права!»— кричал мне накануне Дэйвар.

— Я… я не видела у него ребенка, — ответила тихо, пытаясь сложить всю картинку.

Стремление Дэйвара дать мне работу ради Тайвина. Его хорошее отношение к моему сыну.

«Эту детскую я готовил для своего племянника»…

А эта проклятая свадьба ради благополучия мальчика, как он сказал… Господи, неужели мой сын это… О, Боги! Это его племянник? И Дэйв все знал сразу и не сказал мне?! Он же и приказал постричь Тайвина!

Я испуганно взглянула на Кару, которая спрятав лицо в коленях, уже тихонько всхлипывала. И если она настоящая мать Тайвина, то… Нет, нет, нет! Я! Я его настоящая мать! Это я растила его, лечила, воспитывала и дарила любовь. Я! Слепая жадность проснулась во мне, а слезы сами потекли по щекам. Я быстро отвернулась, чтобы оказаться подальше от висевшей над нами лампы и не показать никому своих внезапно вспыхнувших чувств. Мне было страшно, что Кара захочет забрать у меня Тайвина, лишить меня самого дорогого.

Страшно настолько, что в груди все сдавило и стало трудно дышать.

— Я думала, что его отнесут Дэйвару. А он увидит кольцо Свейна и все поймет… — плакала Кара. — Я не могла оставить мальчика себе.

— Почему? — спросила надломлено.

— Мне было всего двадцать два. Я была слишком молода, чтобы оставаться одной с младенцем на руках… Я испугалась. Боялась, что никому не буду нужна с маленьким ребенком. А я хотела настоящей семьи.

После этих слов во мне всколыхнулась злость. Женское негодование…

— У вас что, ничего не было, Кара?

— Небольшой домик. Мне его купил Свейн, но я продала его, чтобы у меня были деньги уехать из Леймора и начать новую жизнь. Я отдала кольцо и малыша своей служанке, чтобы она занесла его к дому Арренов.

— А почему не сделали этого сами?

— Дэйвар бы не понял меня.

— Вам было стыдно… Ведь так?

Ответом мне стало молчание и женские всхлипы.

— И судя по тому, что вы сейчас здесь, на невольничьем рынке, что-то пошло не так? — спросила с ухмылкой, чувствуя как разрастается горечь.

Я вспомнила себя — восемнадцатилетнюю девчонку, которая вернулась в общий подвал, где обитали воришки, с младенцем на руках. Вспомнила, как меня выгнали оттуда, потому что мой малыш все время плакал и привлекал внимание.

Это и стало самым переломным моментом в моей жизни… Вспомнила, как сидела у Алмазного рынка, держа на руках Тайвина, и гадала, куда же мне податься с младенцем… И именно тогда мне бросили льен, приняв за обычную нищенку с ребенком.

Возможно, так я и выглядела в тот момент.

Я вспомнила, как мои глаза изучали эту монету, валявшуюся на грязной земле, пока мимо сновали люди.

И именно тогда, глядя на этот льен, я решила, что докажу всем, что Элис Бриар не нищенка, а талантливая воровка. И никогда ни у кого ничего не станет просить. Что я буду рассчитывать только на себя.

Эта поцарапанная монета в один льен до сих пор хранилась в моем тайнике. Она стала моим талисманом и напоминанием, что сдаваться нельзя. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

— Вы не достойны называться матерью, Кара, — произнесла тихо. — Я знаю, где ваш сын. И он жив и здоров. Тайвин очень умный и добрый мальчик.