Шрифт:
Построить башню выше башен храма Василия Блаженного, выше кремлевских башен (они не имели еще тогда шатровых завершений), построить башню, которая царила бы над главным собором страны - Успенским и над серебряными куполами усыпальницы Рюриковичей - Архангельским собором - означало не только утвердить имя Бориса в веках, но и противопоставить служилое дворянство, к которому он принадлежал, родовой знати.
Иван Калита - «собиратель земли русской» - при постройке первых укреплений Москвы заложил на самой высокой точке кремлевского холма церковь-колокольню Ивана Лествичника, окруженную несколькими небольшими белокаменными церквами, как бы выражая этим идею собирательства, единения вокруг одного центра. В архитектурном образе церкви-колокольни святого Ивана, посвященной покровителю Калиты и его сына князя Ивана Ивановича, воплощались надежды на великое будущее страны.
Когда при Иване III Москва превратилась в столицу могучего централизованного государства, великий князь в ознаменование исторической роли, которую была призвана отныне играть Московия, приказал возвести белокаменные кремлевские соборы. Заодно была разобрана обветшавшая древняя церковь его предка Ивана Калиты и на ее месте возведена новая. В народе она была известна как «Иван святый иже под колокола». Возможно, что при Иване III это была единственная московская церковь с колоколами, продолжавшая служить дозорной башней.
В 1534 году зодчий Ивана IV Грозного ГТетрок Малый начинает строительство огромной звонницы. К церкви Ивана Лествичника пристраивается массивное сооружение в виде стены толщиной почти в 15 метров, которую прорезают пять колоссальных арок; самая большая - в середине, по сторонам - четыре арки поменьше.
Московский Кремль. Акварель Кваренги.
Иван Грозный рассматривал кремлевскую звонницу как триумфальное сооружение. Покорив Новгород, он перенес сюда большой печеной колокол, а затем во время войны с Лифляндией свез сюда все Крупные колокола из покоренных русским войском городов.
Годунов выбрал для своей колокольни место, связанное с рядом великих государей, но снести для удобства постройки национальную святыню даже человек, у которого хватило духа поджечь Москву, не посмел; он решил надстроить церковь святого Ивана.
Всего через два года после восшествия Бориса на престол посреди Кремля поднялся гордый и стройный гигант в золотом шлеме-куполе, и, если прежняя церковь звалась просто Иваном, надстроенная - она стала Иваном Великим. Три нижних восьмигранных яруса как бы вырастают один из другого. Грани украшены плоскими вертикальными выступами «лопатками», что придает зданию одновременно мощь и нарядность. Лопатки переходят в декоративный пояс, состоящий из маленьких, словно игрушечных арочек, - любимый мотив древнерусских зодчих. Выше темнеют проемы, в которых висят колокола и поднимается верхний круглый ярус со щелевидными окнами. Когда были сняты леса, на страшной высоте под самым куполом глазам восторженных москвичей предстала золотая надпись:
«Изволением святые Троицы повелением великого господаря царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси самодержца и сына его благоверного великого господаря царевича князя Федора Борисовича всея Руси сей храм совершен и позлащен во второе лето господарства их».
«На вызолоченных досках золотыми буквами он [Годунов] обозначил свое имя, положив его как некое чудо на подставке, чтобы всякий мог, смотря в высоту, прочитать крупные буквы, как будто имея их у себя в руках», - пишет современник.
Мы не знаем ни имени великого зодчего, построившего колокольню, ни имени гениального художника-каллиграфа, сумевшего рассчитать надпись так, чтобы она, не нарушая масштаба архитектуры, читалась с колоссального расстояния, чтобы золотые буквы связывались в единый ритмический орнамент и в то же время сохраняли самостоятельность и изысканное начертание.
Колокольня и впрямь как бы служила «подставкой» надписи. Золотые буквы, подобно ожерелью, украшали красавицу-башню тремя ярусами, прославляя в веках царя Бориса и утверждая его сына Федора соправителем и наследником. Надпись сияла золотом над Москвой и над всей Россией, показывая, как велик и могуществен тот, кто поставил посреди Кремля эту гигантскую белую свечу и зажег ее червонным золотом похожего на шлем купола.
Имя Годунова теперь возвышалось над Иваном Калитой, Иваном 111, Иваном IV Грозным, утверждая самое важное для Бориса - преемственность его власти. Годунов создавал династию, рассчитывая, что людская память неустойчива. И правда, по прошествии нескольких лет стали забываться и гибель царевича, и пожар Москвы, и нашествие хана, а белая колокольня стояла перед глазами москвичей и должна была стоять, пронося в вечность память о Борисе.
Колокольня «собрала» в единое и неразрывное целое три главных собора Кремля, воцарившись над золотом и серебром луковичных куполов. Объединение Руси, победа над татарами, стремительный рост культуры и самоуважение нации, сбросившей трехсотлетнее иго, воплощались в простых и суровых белокаменных массах Успенского, Архангельского и Благовещенского соборов. Теперь к ним прибавилась башня, казавшаяся гигантской на фоне нагромождений деревянных срубов, крылец, тесовых и гонтовых крыш, обступивших Соборную площадь.
В жизни древнего москвича все было непрочным: сегодня - враги, завтра - пожар, послезавтра - голод и моровая язва. Только застывшие в нерушимом покое белокаменные соборы и устремившаяся ввысь белая колокольня как бы говорили о иной, вечной и неизменной жизни. Колокольня медленно, но неудержимо, ярус за ярусом растущая к небу, казалось, сливается с ним; в зависимости от погоды, она представлялась то ласковой, то угрюмой и недоброй, то полной какого-то внутреннего напряжения, которое разряжалось сначала наводящим страх и тоску гудением большого колокола, а затем рассыпалась в веселом перезвоне.