Иван Иванович попросил водителя Сергея дать ему возможность рассмотреть район, где находился мебельный магазин. Машина сбавила скорость.

Новый жилой квартал застроен по модной ныне планировке — вразброс. Говорят, это способствует проветриванию. Донецк признан одним из самых благоустроенных и зеленых городов промышленной Европы, а может быть, и мира, что засвидетельствовано специальной грамотой. И все-таки он остается промышленным. Здесь предостаточно заводов, трубы которых порою «украшаются» радужными шлейфами дымов, в терриконах — складах пустой породы — перетлевает остаточный уголь и серный колчедан, источая вонючий газ-глазоедку. Правда, за последние лет десять терриконы выносят за городскую черту. Но остались старые. Впрочем, большинство из них уже отчадили свое — перегорели и лишь красуются египетскими пирамидами на радость местным поэтам, которых почему-то это исчадие вдохновляет на стихи:

И даже такое:

Как бы там ни было, но новый стиль в архитектурной планировке нередко придает своеобразные оттенки оперативной обстановке, с которой вынуждены считаться работники милиции.

Разыскать дом № 97, где, по словам Дробова, размещалась контора участкового, было не так-то просто. За «спиной» дома № 87 — соседнего с магазином «Акация» — стоял дом № 33. А ниже его — двухэтажное здание без номера (столовая). Затем пошли по убывающей дома с номерами 90 и 88. А где же 89 и 86?

Не по душе Ивану Ивановичу такая чехарда. Он не мог взять в толк, по какому принципу создавалась чересполосица. Ищет Сергей лучом фар номер дома, а майор милиции Орач ворчит. Архитектурная аритмия пытается создать проветривание даже в застойные летние дни. Против самой идеи возражать глупо. Но почему все одиннадцатиэтажки, находящиеся в середине квартала, приписаны к улице Октябрьской, а соседствующие с ними пятиэтажки числятся за улицей Энтузиастов, хотя их надежно прикрыло собою, отгородив от этой улицы, огромное, смахивающее на недописанную цифру «5» здание кардиологического центра. И, наконец, почему нумерация домов, приписанных к Октябрьской улице, в рамках того же квартала, убывает по направлению к центру Пролетарского района, а нумерация домов, приписанных к улице Энтузиастов, в этом же направлении возрастает.

Местные жители, возможно, привыкли к подобной несуразице, приспособились к ней. А как ориентироваться в административных джунглях постороннему, да еще в ночное время? Заместитель начальника областного уголовного розыска на машине, и то, если бы участковый Дробов не вышел ему навстречу с фонарем, заблудился бы, как новичок в тайге.

— У нас тут порою и «скорая помощь» не может сориентироваться, — пояснил участковый. — Уж я им специальную схему составил, пользуйтесь, особенно в ночное время. Но как только шофер из новеньких, так и недоразумение. А путаница вся оттого, что мой участок — исторически сложившийся факт.

— Как так? — не понял Иван Иванович.

— Тут уживаются четыре эпохи, — пояснил Дробов.

Когда-то на этом месте лепились мазанки и хибары сезонных рабочих, которые приходили в Юзовку «заробыты». Но инженер-предприниматель Юз (отсюда и Юзовка), который возглавлял английскую компанию, не позволял пришлым «разжиреть»: ему нужны были постоянные рабочие. (Дай иному заработать — он тут же уйдет). Поселок этот назывался Овражий.

В начале первой пятилетки Овражий потрясла «культурная революция» — рядом с мазанками, смахивавшими на сурочьи норы, поднялись бараки. Сюда провели водопровод, а то ведь раньше воду привозили в бочках предприимчивые греки и продавали: копейка за ведро.

Поселок Овражий — особое государство со своим укладом, правами и неписаными законами, работник милиции сказал бы нынче: со сложной оперативной обстановкой. Традиции и обычаи, даже самые никудышные, в таких местах сохраняются десятилетиями, передаются из поколения и поколение...

Овражий в своем первоначальном виде состоял из задворков и закоулков. Не в состоянии были изменить эту планировку и бараки, которые «приспосабливались к местности». Первая настоящая улица — Прорезная — появилась здесь после войны, когда была объявлена война баракам. Прорезную заселили дома-«высотники» — трехэтажки и даже «небоскребы» — пятиэтажки. Со всеми удобствами: газом и санслужбами.

Бульдозер перепахал мазанки и халупы. Засыпали перегоревшей породой с ближнего террикона овраг и построили на этом месте известный ныне на всю страну кардиологический центр, а неподалеку — великолепную школу на 1800 учащихся. С бассейном и спортзалом.

По другую сторону от «кардиологии», снаружи, прорубили в барачном мире улицу Энтузиастов.

— Все это хорошо, — сказал майор Орач участковому, — и высотные дома в расчете на проветривание, и больница, и самая современная школа, но надо же привести нумерацию домов на квартале к какому-то единому знаменателю.

— Я вам, товарищ майор, покажу мою переписку с райисполкомом по этому поводу. Роман в трех томах с продолжением. Я им про то, что безобразие с нумерацией создает нездоровую оперативную обстановку на участке, а мне в ответ: «Занимайтесь своими делами». Поработал я с десятидворными, вывели они людей на субботник. Написали на каждом доме с двух сторон название улицы и номер дома. Мне объявили за это выговор, а весной из краскопульта замулили всю нашу работу. «Нестандартные надписи». А стандартных нет и не предвидится, — сетовал участковый.