Укатить бы!.. Угодить хоть в ад…

Адаптироваться в душных дебрях Анд…

Робинзонить в знобком зное Аризоны…

А причины? А мотивы? А резоны?

Беспричинно, безмотивно, безрезонно —

к черту! — безлокомотивно, безрессорно.

Взбеленись и головою вдаль

вдарь!

А грибной прибой? А белизна берез?

Разве их с собою заберешь?

А удавки? А угрозы? А указы?

А щепоточное нищенство у кассы?

А прокрустовы просторы перспектив?

А подначки, чтоб сглотнул блесну?

А подачки, чтоб слегка лизнул?

Сам себя возненавидишь, пристыдив.

Те, над кем вчера смеялись до икоты,

завтра — новые ежовы да ягоды?

Искры смеха затопчи и размечи…

Объегорили нас бестии Егоры,

подкузьмили продувные Кузьмичи!

Озверел народ от заданной задачки:

деньги клал, а вынул мусор из заначки.

Становись в руках чертей

фаршем для очередей!

Уж ты стой-постой,

а уйдешь пустой…

Где-то райская житуха, но моя ли?

Аризона и Майами — за морями.

А Калуга, Псков и Углич — под руками,

с матюгами, с батогами, с батраками…

Засучу-ка я рукава —

что-то жизнь моя рокова!..

Отчего же ты, рука моя, бездейственна

с рукавом, засученным по локоть?

И обмяк, и обессилел я, естественно.

Мне б чего-то сверхталонного полопать!

Кто там спусту затянул «Златые горы»?

Неужели, петербуржцы, москвичи,

объегорили нас бестии Егоры,

подкузьмили продувные Кузьмичи?

III. ОТКРЫТОЕ СЕРДЦЕ

ИСПОВЕДЬ АНАХОРЕТА

В бетонной кубатуре кабинетов

питоны кротким кроликом закусывали.

Над блюдами ублюдочных банкетов,

подпив, говоруны губу закусывали.

Только я на свободе чах,

в одиночестве одичав.

Я взлелеял собеседника в мозгу —

без оглядки разболтаемся друг с другом!

Без меня в окостеневшую Москву,

электричка, уплывай зеленым стругом!

Громоздятся за подшивкою подшивка —

на святой земле вольготно сарацину…

Ты за что же мне, судьба-паршивка,

загубила жизни сердцевину?

Содрогаюсь, годы лучшие итожа:

одно и то же!

Отыграться бы, сыграть хоть кон, хоть кончик!

А от жизни-то остался только кончик!

Не мешайте мне, болезни и усталость!

У, старость!

Я встречаюсь с телефонными звонками,

как с врагами.

Я опасливо беру конверты с письмами:

может, террористом с бомбой присланы?

Я веду беседу, как взрывоопасную.

Опаздываю!

Ходят' человечки-челобитчики,

и обиженные, и обидчики.

А чиновников над ними полный спектр —

то инструктор, то инспектор.

Я притих,

замзавотдела боюсь.

Взаперти

от всех отделываюсь.