Шрифт:
— Вид у вас цветущий, — заметила милый доктор и быстро простучала каблучками в комнату.
— Тридцать восемь и пять, — сказал я ей вслед, будто эта информация могла исправить неблагоприятное впечатление, которое произвела на врача моя внешность.
— Поставьте градусник, — строго сказала врач и начала что-то стремительно записывать в историю моей болезни, потом сложила бумаги и поинтересовалась: — Вы сколько градусник собираетесь держать?
— Минут пятнадцать. — Я хотел доказать свою добросовестность.
— Если вы полчаса его под мышкой промаринуете, так он и сорок покажет, — заметила она. — Я не могу долго задерживаться, у меня полно вызовов.
В дверь снова позвонили. Извинившись, я заторопился в прихожую.
Он был высокий и чернявый, с прекрасной спортивной фигурой.
— Неотложку вызывали? — И он деловым шагом направился в комнату, бросив на ходу: — Побыстрее, меня машина ждет.
Стараясь не отстать, я поспешил за ним. Я даже представить боялся, как мне теперь достанется, и поделом: они так перегружены, а я задерживаю сразу обоих.
Но они не сразу обратили на меня внимание. Он помогал ей снять плащ, приговаривая:
— Рад с вами познакомиться, коллега.
Она смущенно улыбалась, щечки ее порозовели. Она поправила прическу и обратилась ко мне:
— Так, значит, вы не можете точно сказать, какая у вас температура? Давайте измерим ее как следует. — Она посмотрела на врача из неотложки. — Я думаю, это поможет нам прояснить картину заболевания в целом.
Он выдержал ее взгляд и несколько рассеянно заметил:
— Как хорошо, что мы встретились. Поставить диагноз вдвоем будет значительно легче.
Он осторожно взял из ее рук фонендоскоп. Прикосновение металлической трубочки аппарата приятно холодило кожу. Она тем временем закатала рукав моей пижамы, чтобы измерить давление.
— Есть хрипы, — констатировал он.
Она осторожно вынула у меня градусник.
— Тридцать семь и одна…
Я почувствовал, что краснею. Меня могли посчитать симулянтом. Хорошо, еще начинало темнеть, и мое смущение было не так заметно.
— Мы имеем дело со скачущей температурой, — озабоченно сказала она.
— Это очень опасно, — горячо поддержал ее он.
— Катар, — неуверенно сказала она.
— Грипп, — кивнул он. — Вы прекрасный специалист.
Он решительно шагнул к телефону.
— Але, диспетчерская? Я должен задержаться. Случай очень серьезный.
Я испуганно приподнялся на кровати.
— Не волнуйтесь, — успокоил он меня, — иначе мне пришлось бы уйти. А я, — тут он протяжно посмотрел на нее, — я хочу побыть здесь, возле вас.
Она ответила ему благодарным взглядом и тоже сняла трубку.
— Вы слушаете?.. Я не могу оставить больного. Он совсем один. Пришлите людей сделать кардиограмму. Я их подожду.
— А вы пока попытайтесь уснуть, — шепнул он мне.
Она зажгла свечи и вскипятила чай. Он достал из холодильника торт. Позвякивая ложечками в чашках, они тихо переговаривались. Изредка до меня долетали фразы, проникнутые трогательной заботой обо мне:
— Жены нет…
— Как бьется сердце…
— Да, однокомнатная…
Я чувствовал себя легко и спокойно. Я знал, что нахожусь вне опасности, пока эти замечательные люди здесь, рядом. Очень хотелось задремать, но я сдерживался — должны были приехать специалисты-кардиологи.
Конкурс
Когда я и Витька поступали в институт, только и разговоров было: конкурс аттестатов, конкурс документов… Потом, когда экзамены сдали, разговоры начались: этот прошел по конкурсу, этот не прошел по конкурсу. Проходной балл — 19, а у меня и Витьки — всего по 18. Непонятно: прошли мы или нет?
Я говорю отцу: узнай что-нибудь. А он занят страшно был, позвонил Витькиному отцу. Они старые друзья. Витькин отец сказал:
— Я уже говорил с Эрцгерцеговым (это председатель институтской приемной комиссии, тоже их друг). Наши дети претендуют на одно вакантное место.
— Понятно, — сказал мой отец. — Я, конечно, могу кое-кому позвонить. Наверняка найдутся люди, которые замолвят за моего Петьку словечко. Но, думаю, и ты тоже можешь кому-нибудь позвонить. А ведь мы люди занятые, у меня сейчас работы по горло. Не лучше ли встретиться вечерком, за чаем, не тратя времени на эти телефонные звонки! Устроим, так сказать, конкурс на дому.