— Да не верю я в эту щуку, — не сдавался Автор. — А с капитаном был лично знаком… И у старичка брал уроки живописи…

— Тогда рисуй. Или ваяй, — наставлял его Редактор. — Занимайся сбором фольклора…

Когда усталый Редактор пришел в комнату и раскурил трубку, я скользнул на кухню. Автор сидел над рукописью, обхватив голову руками.

— Вы ведь с Севера, — торопливо заговорил я. — Я хотел у вас спросить…

— Ах, мил человек, — перебил меня он. — Да я с Севера десять лет как уехал. — И взлохматил бороду, так что тень на стене совершенно потеряла человеческие очертания.

После Редактора нашим клиентом был директор магазина. Он носил белый крахмальный халат, который делал его похожим на врача. Его просьба была — прорубить дверь с улицы в молочный отдел. Вернее, даже не прорубить, а расширить существующее окно до размеров двери. Обговаривая условия, Директор всячески пытался подвигнуть нас к скорейшему выполнению задания.

— Если за три дня уложитесь — даю каждому по ананасу, — обещал он.

Мы кивали.

— А если за два — по ананасу и две селедки.

— А если за день? — не удержался я. Директор загадочно и сладко улыбнулся.

— Если за день… — сказал он и повел нас в закуток, где был прикноплен к стене лист ватмана с красным акварельным заголовком. — Поместим о вас заметку…

Посулы Директора так нас воодушевили, что дядя Гриша позвонил Суфлеру и попросил его нам помочь. Тот быстро приехал.

Мы с дядей Гришей разбирали кирпичную кладку. Суфлер замесил цемент. С возвращением сына дядя Гриша заметно повеселел. Работая, он напевал. Я тоже был рад видеть Суфлера и нет-нет да и похлопывал его дружески по плечу.

Но во время обеденного перерыва пропала новая дубовая, с золоченой инкрустацией дверь, которую нам предстояло навесить. Директор возмутился, заставил нас оплатить ее стоимость, после чего буквально — вытолкал на улицу, где моросил дождь.

Тут опять вспыхнула ссора между сыном и отцом.

— Сколько же можно? — бушевал старик.

— Да не брал я, — клялся Суфлер. — Зачем мне она? В троллейбус, что ли?

Я тоже чувствовал себя виноватым и молчал. Дядя Гриша схватил меня за рукав.

— Пойдем, — потребовал он. — Хочу, чтоб ты посмотрел, как я живу.

Я подчинился, и он привел меня к старому домишке, где на лестнице можжевелово пахло кошками. Открыла нам небольшого роста сухонькая старушка в темном платьице.

— Моя жена, — сказал дядя Гриша и через полутемный коридор потянул меня в душную комнату.

Пол в квартире был дощатый, крашенный в коричневатый цвет. И беспорядок царил ужасный: какие-то тряпки валялись повсюду. Из-под цветочного горшка вытекал ручеек воды.

В комнате на диванчике сидел, вытянув ноги в сандалиях, худенький мальчик с белой челкой. Он листал журнал, подолгу рассматривал картинки.

— Сын Суфлера, — сказал дядя Гриша. Мальчик оторвался от своего занятия и пристально посмотрел на меня серыми недетскими глазами.

— Дальше идем, — потребовал дядя Гриша. — Хочу, чтоб ты все, все увидел. — Но в коридорчике остановился. — Беда с мальчишкой, — зашептал он. — Странный. Бывает, целыми днями молчит. А знаешь, после чего началось? Ему учитель в школе попался… Ну дуралей, каких мало! Таскал ребят по вечерам на крышу: говорит, астрономию изучать. Парнишку теперь не узнать — то сидит занимается, а то вдруг, как в бреду, метаться начинает: «Нельзя понапрасну тратить время! Нужно так много успеть!» Была врач. Внешне милая, но тоже странная. Говорит: очень хорошо, тут можно обойтись без укола тревоги. А еще нельзя, говорит, менять образ жизни. Если привык на крышу ходить — пусть продолжает. Глупость какая! Мы чего только не пробовали, чтоб отучить! Я змея бумажного смастерил. Суфлер говорящую щуку достал. Вместе с холодильником принес. Да она одно, твердит: «На чудо нельзя рассчитывать. Сами выпутывайтесь». Такая чему научит?

— А может, возьмем его на крышу? — предложил я.

Дядя Гриша отступил на шаг, словно желая получше меня разглядеть.

— Хватит того, что Суфлер ходил, куда не надо. А я пускал, — сказал он.

Я не нашел инженера по нежилым помещениям, но придумал другой выход: установил на одной из крыш, не слишком покатой, брезентовую палатку. Место выбрал тихое и уютное, вдали от шумных улиц. Иногда в гости ко мне приходил дядя Гриша. Но большей частью я коротал вечера один. При свете электрического фонарика читал и перечитывал письмо другу. Отдыхал от стычек с соседями. На огонек слетались к моему прибежищу ночные мотыльки. Они были большие и напоминали галстуки-бабочки. Я их отпускал, не примерив.

Еще я намеревался перенести с ближайшего чердака старинный письменный стол и пару колченогих стульев — они все равно пылились там без дела. Я также планировал раздобыть подержанный телескоп, а пока довольствовался театральным биноклем — вещественной памятью о старичке, которого уехал разыскивать мой друг Володя. Беленький, перламутровый, похожий на игрушку бинокль открыл мне, что звезды спрятались, а над городом нависло низкое, цвета потускневшего кровельного железа небо.

На клумбах и газонах увядали последние растения, их выпалывала специальная бригада женщин. Я подходил и смотрел. Нет, моего троллейбусного инспектора по ночным цветам среди них не было.