— Неужели ты чувствуешь след даже так? — потрясенно спросил один из спутников.

— Не так, как звери, — угрюмо отозвался тот, и ощутил на языке привкус крови, а на висках — прохладу от северной Силы, ее не мог смыть даже ливень. Вот какой след подарил Айтли невольно. Достаточно малой нити, чтобы запуталась бабочка в паутине…

Скоро след стал совсем свежим — северянин долго не мог решить, свернуть направо или налево, и в конце концов все же выбрал верное направление, иначе дорога привела бы его обратно. Сойти с мостовой он боялся по такому дождю.

Вскорости показались полосы деревьев тамаль, а получасом позже начался лес, и почти сразу поляна проглянула между стволами.

Кайе остановился у края поляны, натянул повод.

— Он там.

— Ты точно знаешь?

— Да. Он никуда не успеет уйти. Он устал.

— А ты… — начал Тарра, видя, как тот поворачивает кобылицу обратно к городу.

— Я не хочу быть здесь. Помни, что ты обещал, — он ударил ногами в бока грис, и та взвизгнула, сорвалась с места. Колючая ветка хлестнула по плечу юноши, оставив алую полосу.

Еще когда ехал обратно, почувствовал себя очень плохо. Боли он не боялся, поэтому внимания на нее почти не обратил. А вот запах крови, взявшийся непонятно откуда, сильно досаждал — как и головокружение. Правая рука почти перестала слушаться, ладно, мог управлять кобылицей и без поводьев. Дождь по-прежнему лил, но почему-то вода в лужах отливала красным. Въехав в ворота, спрыгнул с грис, но ноги подкашивались — передал повод пробегавшей мимо молоденькой служанке, пусть отведет к стойлу. Повернулся спиной, направляясь к себе, услышал испуганный вскрик.

— Рана открылась, — сказала Киаль, прибежавшая первой.

— Я не могу запретить тебе все вообще! — сквозь зубы обронил Къятта, подхватывая его, несмотря на попытки идти самому. — Ты вечно…

— Я упустил девушку. Если бы ушел и он… Ты ведь не знаешь, почему так.

— Будешь лежать дома, пока не позволю встать!

— Но ведь меня же лечили! — сказал по — детски обиженно, уже с перевязанной заново раной опустившись на постель. — Все было хорошо, после праздника даже!

— Охх… — Къятта потер виски, присел рядом. — Любой мальчишка-метельщик умнее тебя.

— Я никогда не обращался к целителям, и правильно, значит! — вскинулся тот, и поморщился — больно-таки.

Къятта сжал руку в кулак, словно ударить хотел — не то по кровати, не то по лежавшему. Сдержался.

— Правильно было бы дома тебя запереть тогда сразу!

Уже поднявшись, добавил:

— Встанешь — пожалеешь очень.

Новая, тусклая и ломкая луна заглядывала в комнату северянина. Наполовину тюрьма, наполовину уже привычное обиталище. Так и не смог заснуть. Ночная бабочка упорно крутилась над светильником, и Айтли отгонял ее, жалея глупую.

— Ну куда ты снова! — терпеливо повторил в десятый раз, наверное. Проще было погасить огонь и спать… или хоть лежать с открытыми глазами, но в темноте видел одно и то же — заросли, пропускающие всадников-южан. Айтли сидел возле дерева… встал, когда их увидел. Позволил подойти близко-близко. Хотел ударить — как мог, страх вызвать, или же ярость — чтобы убили здесь. А “щит” у предводителя был мощным… Юноша не ударил не потому, что испугался или понял бессмысленность — может, и удалось бы.

Просто во взгляде южанина не было злобы. И он — тот, приходивший предупредить стражу — чуть покачал головой, словно говоря — это лишнее.

Сейчас оставалось только бабочку отгонять. Айтли еще не знал, как поступит Юг; существовал ничтожный шанс, что его все же не тронут, может, даже отправят домой — но он себя не обманывал. Не затем Лачи их сюда отправил. Про бегство племянницы наверняка уже знает, но никаких известий или вопросов Астала не получила. Значит, не добралась еще, а раньше времени шум поднимать невыгодно.

Почудилось — Этле словно рядом присела, даже услышал ее смех. Его беспокойная, прямая, порой такая мнительная половинка.

Отвлекся и не заметил, как на пороге возник человек — вроде он и полога не откидывал. Стоял неподвижно, но Айтли почувствовал себя зажатым в угол.

Как-то давно, тогда был совсем еще мальчишкой, был на дальних лугах вместе с дядей — не с Лачи, с другим. И там они встретили пещерного волка — огромный, он хромал, едва опираясь на окровавленную переднюю лапу. Но глаза его были ненавидящими, желто — оранжевыми. Потом мальчик стоял возле туши волка долго, пока вконец заждавшийся дядя не увел племянника силой. У мертвого зверя глаза потускнели, но оставались такими же яростными. А еще запомнил — на неподвижный зрачок опустилась переливчатая зеленая мошка. Согнать не успел — рука дяди сжала его кисть и потащила мальчика прочь.