Вдали зарокотал барабан, не страшно, как в городе, а задорным призывом к танцу. Ритм что-то смутно напомнил, и Огонек запел, только на середине песни осознав, что поет.

Люди хотели пить,

Хотели вина,

Но вместо вина у них были только

Лепестки цветущей акации

Ах, солнце послало им свою кровь -

Люди были пьяны до утра!

Слова сами ложились одно к одному, и он был уверен, что не сочинял на ходу, а просто случайно вспомнил. Начал выстукивать пальцами по дорожке, как бы новый узор поверх ритма, все еще звучащего в отдалении. Не готов оказался увидеть гибкую смуглую фигурку, звенящую браслетами, в широкой распашной юбке, украшенной алым и белым шитьем.

— Это ты пел? — спросила Киаль, которая уже какое-то время стояла рядом.

— Я нечаянно… — Огонек ощутил, как уши его вспыхнули, а сердце провалилось куда-то в дорожку.

Увлекся и не заметил, что поет уже громко! Не услышал даже звона браслетов!

— Нет, я не сержусь, — улыбнулась она. — У тебя хороший голос. Не ожидала. Пойдем-ка со мной… а то сюда сбежится весь дом.

Эти комнаты оказались красивей всех других, вместе взятых. Подумалось — отсюда можно долго не выходить, не наскучит. Даже небольшой бассейн по центру, поплавать не выйдет, но освежиться в жару самое то. Проточная вода переливалась золотом, пол был выложен диковинными узорами, напоминающими водяные лилии. Камни казались живыми — они почти дышали. Приятно наступать на такой камень босыми ногами…

Из-за воды тут казалось прохладней. А с карниза над окном свисали гибкие стебли с крохотными сиреневыми цветами, пушистыми листьями.

Девушка устроилась на узком длинном сиденье со спинкой; Огоньку указала на пол подле себя. Вскинула голову — зазвенели длинные серьги из множества колец и цепочек. Вся — звон и сверкание, яркие краски, молодость и веселье. Нет, она меньше походила на Кайе, чем показалось при первой встрече. И дело не только в чертах. Киаль была такая, такая… С ней не вязались гнев или хмурость, лишь свет и некая неотмирность. Те двое точно ее родные братья??

Девочка-прислужница поставила на столик возле хозяйки поднос с чашками, темными, украшенными замысловатым узором — от них ароматный пар поднимался, — и плетеное блюдо с разноцветными плодами расположилось рядом. Таких и не видел раньше. А еще — золотые лепешки, и коричневые кусочки чего-то , и хрустящие даже на вид завитки в меду… Огонек невольно сглотнул — нет, голодом его не морили, кормили в десять раз лучше, чем на прииске, но такого пробовать не доводилось.

— Садись. Бери, что хочешь — ты голодный, наверное.

Огонек устроился на теплых плитах пола.

— Спасибо, — он теперь только понял, насколько голоден — робко взял самую румяную лепешку и надкусил, отпил глоток из чашки. Постепенно робости поубавилось — лепешки со вкусом меда таяли во рту, а питье напоминало мальчику о нагретых солнцем ягодах.

Двигался он неловко, и смущало то, что Киаль следила за ним. Смотрела — и улыбалась. Взмахивала неправдоподобной длины ресницами, живая, хорошенькая.

— Так ты Огонек? Настоящее имя?

— Нет, если бы. Настоящего я не помню. Так назвал меня Кайе.

— Конечно! Хорошо назвал — мог придумать что и похуже, воображение у него бурное. Но ты похож. А знаешь, болотные огоньки заманивают путников в трясину! А еще есть огни тин — это куда хуже! Они катятся…

Мальчишка вздрогнул, прижал пальцы к губам. Одно лишь название вызвало дурноту… хотя не не помнил таких, о которых сказала девушка.

Девушка удивленно подняла тонкие брови.

— Ты что?

— Так… сел неудобно, — ляпнул он первое пришедшее на ум.

— А что ты еще умеешь? А может, играешь на ули или тари?

— Нет, никогда не видел ни одного, — признался Огонек, — А петь… Я могу.

С удивлением понял, что память его пощадила не одну песню. А ведь на прииске и не пытался… Затянул первое, что пришло на ум, только оно и могло вспомниться при виде Киаль:

Луна идет за горы Нима,

Когда девушки с медными браслетами

Танцуют в лунном круге..

Если бы весенний ветер

Подарил им крылья,

В небе стало бы больше птиц…

Серебристый и легкий голос неожиданно отразился от стен, и казалось — поют самое меньшее два Огонька.

— Это Север, — сказала Киаль. — Нима — горная цепь. Откуда ты знаешь?

— Так пела моя мать, — ответил мальчишка прежде, чем сообразил.

Девушка рассмеялась. Попросила еще, и еще, а он все пел и пел, не зная, откуда что берется. О нежно-розовых рассветных вершинах, белоснежных волосах Владычицы водопадов, и языке самоцветов, которые хорошо держать полной горстью или разглядывать по одному.