Давно уже подметили отцы, что окрест водятся гремучие змеи. Порой отец Герман находил смертоносную гадину даже в своей келье прямо в клобуке или на кровати. Однако появились кошки, и змей стало меньше. Отцы смекнули: раньше змей привлекало обилие мышей, поубавилось мышей, значит, змеям поживиться нечем.

В один прекрасный день на монастырский двор забежал большой рыжий, с чёрным «воротником» пёс, похожий на немецкую овчарку. Он быстро подружился с отцами. «А что, может, оставим его?» – с сомнением спросил отец Серафим. Но у собаки был ошейник, значит и хозяин, поэтому отцы повесили объявление в магазине в Платине. Вскоре хозяин и впрямь объявился. Приехал на грузовике, чтобы забрать своего Мерфи. Пёс виновато припал к земле, с ужасом глядя на хозяина, – видно, не сладко ему жилось, не видел он ничего, кроме брани и побоев. Отцам было жаль расставаться с псом.

Но несколько дней спустя Мерфи снова объявился! И снова приехал грозный хозяин. «Живо в машину!» – скомандовал он и ударил пса. «Если снова к вам прибежит, оставляйте у себя!» – сказал напоследок. Ждать долго не пришлось – через 15 минут Мерфи вернулся.

Жили в монастыре и павлины, и олени, которые сделались почти ручными. В монастыре они чувствовали себя в безопасности: охотники там не угрожали. В одном из писем отец Серафим заметил: «В разгаре лето, охотничий сезон, и олени держатся поближе к нам. Сейчас я сижу во дворе, а подле меня – пятеро оленей, вот трое пьют из нашего родника».

На глазах отцов из крошечной малютки выросла красивая лань. В июне 1972 года отец Серафим писал: «Два дня тому назад наша недавняя малютка родила двух оленят – и прямо против церкви! Не прошло и полдня, как мать их нам «показала», причём они уже, хотя и не твёрдо, держались на ногах. Любопытно, что «малютка» не устроила им никакого «гнезда». Поводила их по двору, потом они заснули кто где попало, сама же она легла поодаль. Три дня не уходили со двора – значит, доверяют нам. Случайно раз увидели оленёнка под деревом святого Германа, где висит икона, – очень трогательное зрелище.

Из всех оленей отец Серафим выделял одного – светлого (отчего и получил прозвище «Белан») крупного самца, отличавшегося величественной красотой. Грудь у него поросла пушистой белой шерстью. Горделиво, по-царски шествовал он по лесу, признавая в монахах друзей. Подходил совсем близко, позволял себя гладить, ел с рук.

Однажды, когда охотничий сезон был в разгаре, на дороге к монастырю показался джип. Белан разгуливал по монастырскому подворью и, ничего не подозревая, пошел на шум. Один из братьев бросился вдогонку, крича на ходу: «Стой, Белан! Назад!» Джип остановился. Сидевшие в нем, конечно, увидели оленя и, конечно же, услышали крики. Белан, однако, не остановился, миновал церковь и не успел отойти трех метров, как грянул выстрел. Красавец-олень упал замертво. Подоспел отец Герман. «Что вы делаете?! – закричал он, указывая на знак «Охота запрещена», – здесь частные владения!» Но охотников, которые были явно навеселе, это не вразумило. Один из них нацелил еще дымящееся ружье на отца Германа. «Что-что ты сказал?!» – угрожающе вопросил он. Отец Герман не стал вступать в бессмысленные препирательства и ушел. Вскоре охотники убрались восвояси.

Отцы были потрясены нелепым и жестоким убийством Белана.

В минуту покоя, вспоминает отец Герман, у их с отцом Серафимом ног собирались «братья меньшие»: пёс Свир приветливо помахивал хвостом и преданно смотрел в глаза, рядом тихо пристраивалась Киса, кошка с красивыми белыми лапками.

– Как ты думаешь, – спросил отца Серафима в одну из таких минут отец Герман, – в чём смысл близости всех этих животных?

– Чтобы напомнить нам о Рае, – ответил отец Серафим.

Отец Герман также приводил интересную притчу святого Паисия Святогорца «Пчела и муха».

На лугу росло множество цветов: здесь были и белые благоухающие лилии, и гиацинты, и высокие синие ирисы. И маленьким цветочкам тоже нашлось место в траве. Ветер наклонял цветы, весело колыхал траву и листья; и аромат разносился далеко-далеко.

Над поляной над цветами трудились пчелки. Они собирали сладкий нектар, чтобы подкормить молодняк в улье и запастись едой на долгую холодную зиму. Сюда-то и прилетела муха. Она недовольно жужжала и оглядывалась. Одна маленькая пчелка, оказавшаяся здесь в первый раз, вежливо спросила муху:

– Не знаете ли вы, где здесь белые лилии?

Муха насупилась и ответила:

– Не видела я здесь никаких лилий.

– Как?! – воскликнула пчелка. – Но мне говорили, что на этом лугу должны быть лилии!

– Цветов я здесь не видела, – пробурчала муха. – А вот недалеко, за лугом, есть одна канава. Вода там восхитительно грязная, а рядом много консервных банок.

Тут к ним подлетела пчелка постарше, державшая в лапках собранный нектар. Узнав, в чем дело, она сказала:

– Я никогда не замечала, что за лугом есть канава, но я многое могу рассказать о здешних цветах.

– Вот видишь, – сказал отец Паисий. – Бедняжка муха только и думает о грязных канавах, а пчелка знает, где растет лилия, где – ирис, где – гиацинт. И люди так же: одни похожи на пчелку и во всем находят что-то хорошее; другие – на муху и во всем им видится только дурное.

– А ты на кого хочешь быть похож? – закончил старец.

Когда-то в молодые годы в Свято-Троицком монастыре Глеба взял под свое покровительство молодой и деятельный иеродиакон Владимир. Был он невысокого роста, с яркими зелеными глазами, преисполненный радости и христианской любви.