Я поднесла руку к порталу, но она уперлась в шершавое дерево перегородки. Накатило разочарование: как для меня, проход на Землю был индивидуальным, так и портал Ульгося существовал только для него.

– Нет, сосед, к моему огромному сожалению, я не смогу вернуться домой через твою дверь! Тогда хочу попросить тебя о помощи, раз ничего не получилось, можно?

Лешак оторвал, наконец, взгляд от пола и, подобострастно глядя мне в глаза, быстро закивал головой.

– Дома, в моей комнате в углу стоит рюкзак, то есть сумка такая… Она очень мне здесь нужна! Принеси, пожалуйста. И еще, я передам с тобой инфосенс для Эола. Когда вернешься в дом, выпусти его – он сам найдет адресата, хорошо? – мне так нужно было сейчас успокоить Деда! И получить документы с телефоном, находящиеся в рюкзаке.

– Хозяйка Ульгосю могёть доверятися. Ульгось вертает суму, не сумлевайси, и пуп-бугор про Феечку дознаетьси. Однакость посвистеть не запамятуй, не то Ульгось пути в обратку не сыщет!

– Конечно, я обязательно подам знак. Сколько тебе времени понадобится? Давай, поступим так: мне нужно проверить больное копыто у этой лошадки, - я кивнула на Нунсони. – Как закончу диагностику, я тебе свистну.

– Лады. И гдей-то сенс Феечкин?
– Ульгось протянул ко мне ручку-лапку.

Я сформировала для Деда инфосенс с событиями, которые привели меня в Мир Земли, и вложила его в лапку лешака. Ульгось бережно прижал его к лохматой груди и шагнул домой, а мне оставалось только с завистью смотреть ему вслед. Ну, ничего, у меня тоже рано или поздно обязательно получится вернуться! Просто еще не время…

Я вошла в денник к лошади. Та никак на меня не прореагировала, продолжала, как ни в чем не бывало, жевать лежащее в углу сено. Но когда я остановилась рядом с больной ногой, кобыла подняла голову и стала настороженно прядать ушами. Чтобы упокоить и расположить ее к себе, я вытащила из пакета морковку и предложила Нунсони. Лошадь моментом подобрала лакомство с моей ладони мокрыми мягкими губами и боднула мордой руку, мол, «давай еще, не жадничай!»

– Красавица, ты позволишь себя осмотреть?
– я дала беляночке очередную морковку и, пока она ею звучно хрупала, начала сканировать организм животного, прикоснувшись к теплому подергивающемуся боку.

Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что травма на хромающей ноге была небольшой и вовсе не основной! Лошадь имела серьезную проблему на другой передней ноге, и болячка тоже была связана с повреждением сухожилия, отягощенного сращением с соседними тканями. Но самое главное, травма была вызвана не растяжением, как сказали конюхи, а внешним ударом, приведшим к таким неожиданно тяжелым последствиям. Похоже, Гёнхи был прав, говоря, что все было сделано нарочно: кому-то явно не хотелось, чтобы лошадка в перспективе стала фавориткой, выигрывающей скачки. Надо бы узнать, кому эта красавица принадлежит, вроде прозвучало, что у хозяина много денег… Может, за лечение лошади я смогу получить неплохие деньги для Хёрин? Тогда мне не нужно будет связываться с тотализатором.

Разобравшись с диагнозом и проблемой, я стала насвистывать «Jingle bells», возвращая Ульгося к себе. За передней панелью денника послышалось сосредоточенное сопение. Я приоткрыла дверцу и выглянула наружу: из простенка торчал мохнатый зад лешака, который упираясь ногами, пытался вытянуть… мой рюкзак. По каким причинам тот застрял в портале – было не понятно. Я решила не вмешиваться, подождать, пока мой сосед сам разберется с возникшей сложностью.

Мохнозадый крендель выпустил рюкзак из лапок, поплевал на ладошки, потоптался на месте, видимо, стараясь покрепче упереться в пол, снова схватился за лямки и дернул, что есть мочи! Рюкзак выскочил из проема, но от напряжения лямки оторвались, и лохматый коротышка кубарем перелетел через центральный проход на другую сторону конюшни, крепко впечатавшись в дверь находящегося напротив денника. Я выскочила вслед за Ульгосем, подхватила его на руки, прижав к себе, и тут же стала снимать боль от удара, попутно успокаивая его трепыхавшееся сердечко.

Леший, испуганно зажмурившись и трясясь всем телом, прижимал к груди оторванные от рюкзака лямки. Почувствовав, что боль отступила, а сам он находится в крепких объятиях хозяйки, открыл глаза и шумно выдохнул:

– Ежели ишо чавой-то так тягати надость будеть, Ульгось ужо точнёхонько пузо надорветь!

– Не бойся, я тебя подхвачу и вылечу, - я от избытка чувств чмокнула лешака в нос, и он тут же отвел лупатый взгляд в сторону, икая от смущения.

– Ли чё ли, хозяйка не стремается Ульгося-то муслякать? Моя вестимо мужик… Таки стыдоба опосля Ульгося замаеть, коли Феечка моя так крепко обоймать будеть!

– Я же по-дружески, а ты мне не чужой! – я опустила лешего из объятий на пол и, забрав из его цепких лапок злополучные лямки, направилась за отлетевшим на приличное расстояние пухлым рюкзаком: что в него было напихано - я не вспомнила, а заглядывать поленилась. Вернувшись к деннику Нунсони, я поинтересовалась:

– Ты инфосенс Эолу отправил?

– Таки да. Моя слово держить!

– Благодарю. Теперь я спокойна. Дед не будет из-за меня переживать.

– Знамо дело, не будеть, - Ульгось важно кивнул и принялся открывать денник Нунсони. – Лошадку-то исцелила? Чавой-то больно квёлая…

– Нет еще. С болячкой определилась, но еще не лечила. Хочешь помочь?

Мы оба зашли в денник, притворив за собой дверцы. Леший со знанием дела осмотрел больную. Было интересно наблюдать, как он своими маленькими лапками задумчиво ощупывает копыта. Любопытно, что лошадь совсем не боялась лохматого целителя, а, наоборот, дружелюбно фыркала, периодически тычась губами и нежно пощипывая волоски на его косматой макушке.

– А ну, не балуй, белявая! Ишь, слюни пораспущала! А злобынь-то копыты знатно изломил… О-ох, тута запросто травкой-полевкой не поцелить, и надобное слово Ульгося не помогет. Хвороба дрянная да давняя. Феечка, кажись, токма твоя сила кобылку направит! – мохнатый врачеватель поднялся на ноги и вопрошающе на меня уставился.