Шрифт:
– А мне нужно что-то говорить? – я ответила таким же прямым пристальным взглядом, не собираясь опускать глаза.
– Вы ухаживаете за лошадью моей внучки?
– Нет.
– Интересно. Почему же Нунсони вдруг выбрала Вас в качестве своего человека?
– А она выбрала? – я удивленно скосила глаза на кобылу, которая умиротворенно пристроила свою морду на моем плече.
– А Вы в этом сомневаетесь? – господин Ким нахмурился. – Может, Вы ее чем-нибудь прикормили?
Ко мне подошел управляющий.
– Девушка, как Вы здесь оказались? Кто Вас пустил? Гёнхи, почему в конюшне посторонние?
– Так она не посторонняя, не первый раз пришла. И ничего плохого не делала. Нунсони сразу к ней прониклась, как только она тут появилась. Я уже ничему не удивляюсь после сегодняшнего утра. Господин Ким, Вы бы осмотрели лошадку-то! Он же совершенно здоровая теперь!
Я предложила:
– Может, выведем лошадь в леваду?
Господин Ким подошел к Нунсони и погладил морду, лошадь сбросила его руку и выдохнула с храпящим присвистом.
– Ну, ну… Не горячись, белоснежка! Неужели не соскучилась? – мужчина потрепал круп лошади. Нунсони, переступая с ноги на ногу, снова спряталась за меня.
– Хорошо, давайте выведем. Я хочу посмотреть, как она двигается.
Я развернулась, взяла кобылу под уздцы, и повела через денник к противоположному выходу, ведущему в загон на улице для свободного выгула коней. Мужчины прошли за мной следом и встали, едва переступив порог распахнутых дверей.
– Показывайте, что она может, раз уж лошадь Вам так доверяет. Пока я вижу, что она действительно перестала хромать, - господин Ким удовлетворенно качнул головой в сторону остановившейся в нерешительности «блондинки», которая будто бы соображала, что бы ей такого отчебучить, чтобы произвести максимальное впечатление. Артистка – да и только!
Вспомнив, что кобыла вроде как меня понимает, я попросила Гёнхи принести какой-нибудь прут подлиней и мяч, если найдется.
– Нунсони, давай кружок для разминки, хорошо? Сначала шаг, потом трот и на рабочую, все понятно?
Дважды повторять не пришлось. Я не знаю, чему эту красавицу учили, но выполнила она все мои просьбы безукоризненно. Пройдясь по загону кругов пять, она остановилась около меня и стала гарцевать на месте, а затем начала пятиться задом, мотая при этом мордой, словно приглашала меня включиться в процесс.
– Ты хочешь поиграть? – догадалась я по резвому ржанию. – Тогда – вперед!
Я начала бегать из одной стороны в другую, лошадь носилась параллельно мне. Чуть погодя я стала на нее наскакивать, а она - пятиться и поворачиваться вокруг себя. Выдернув из рук Гёнхи прут, я принялась показывать им траекторию прыжков вверх-вниз. Нунсони с удовольствием подыгрывала, взбрыкивая задними ногами или становясь на дыбы. И при этом без умолку ржала, всем своим видом выражая удовольствие. Настала очередь игры в футбол. Эта хитрюга гоняла мяч по леваде не хуже какого-нибудь бэкхема! Наконец, я упала в изнеможении, распластав руки и ноги в стороны, и кобыла тут же бухнулась рядом, задрав копыта и елозя на спине по взрытой копытами земле. Ну, точно цирк! Я себе даже представить не могла, что эта животина способна такое учудить!
Мужчины, по-зрительски активно включившись в нашу игру, что-то выкрикивали, хохотали, азартно поддерживая нас аплодисментами, короче, вели себя совсем не по-взрослому. А когда мы на пару с кобылой достаточно навалялись на земле, ко мне подошел господин Ким, подал руку, помогая подняться и отряхнуться от песка. Лошадь вскочила, фыркая и подрагивая боками, встала позади меня, упираясь грудью в спину, и начала ревниво отпихивать мужчину мордой.
– Надо же, она, похоже, ревнует? Даже не представлял, что лошадь моей внучки способна на такие неожиданные трюки.
– Эта белоснежная красавица очень любила Чонхву. Для нее Ваша внучка была больше, чем хозяйка. Они общались и хорошо понимали друг друга, хотя Вы мне можете и не поверить. Нунсони очень не хватает этого общения. Чонхва видела в ней не просто животное, а друга, который во время болезни поддерживал ее энергетически, подпитывал силой, как мог. А когда Вашей внучке стало совсем невмоготу, лошадь, чувствуя ее состояние, тоже перестала радоваться жизни, что косвенно привело ее к полученным травмам. Если Вы хорошенько расспросите, что было с лошадью в тот день, когда умерла Ваша внучка, возможно, Вам расскажут, как она отказывалась есть, постоянно жалобно ржала и плакала. Лошади ведь, как люди - в момент сильного горя тоже способны плакать.
Господин Ким внимательно меня разглядывал, вслушиваясь в слова, и потом задумчиво спросил:
– Вы знали мою внучку? Вы учились с Чонхвой? Дружили? Может быть, Вы из госпиталя, где моя внучка лежала?
– Я готова ответить на Ваши вопросы. Мы можем поговорить, господин Ким? Я не отниму у Вас много времени.
– Хорошо. В пятнадцать минут уложитесь?
– Вполне.
– Господин управляющий, я зайду через пятнадцать минут, - мужчина приглашающим жестом указал на выход. – Прошу, юная леди. Кстати, как Вас зовут?