Шрифт:
Гордей вскочил.
— Я ево в потрох, кишку мать!.. Толстомордого купеческого холуя! — гулко шагая, вышел из барака.
Во все время разговора Магдауль не шелохнулся — молча курил свою трубку…
Гордей Страшных пришел прямо на берег, где команда «Ку-ку» на золотистом песке «поправляла головы».
— Холуй купеческий, доволен? Угробил мужика! Бога не боишься?
— Очнись, дурень, ты што во сне видел, как я бил Третьяка? — сдерживая себя, спросил капитан.
— А Дунька-то рябая рядом с катером песок сушила. Она видела, как ты утюжил мужика, а потом вы с Петром проволокли его мимо Дуньки и подбросили в бондарку к Лобанову, дескать, поселенец ухайдакал Матвея, ведь он каторжник с Акатуя…
Сердяга поднялся с рыбного ящика, выпрямился во весь свой громадный рост и, расправив плечи, шагнул к Гордею.
Но Страшных тоже молодец гвардейского роста.
Глубоко посаженные глаза Сердяги сузились и злобно засверкали. Он-то твердо знал, что в тот раз на Воронихин Пуп заманил его не кто иной, как Гордей Страшных. Поэтому у Сердяги с Гордеем счеты старые.
— Идем на круг! — процедил сквозь зубы Сердяга.
— Пойдем, жирная вошь! Пойдем, сволочуга!
На шум сбежалось много зевак. Плотно сгрудившись, подошли рыбаки из лодки Гордея, а за Сердягой — его команда. Те и другие, полукольцом, защищают с тыла своего бойца.
Теплыми взглядами награждают рыбаки Страшных; недружелюбно, исподлобья глядят на Сердягу.
Чуть прихрамывая от фронтовой раны, первым вышел на круг Гордей. Вся фигура его не предвещала ничего хорошего.
— Я тебе за Третьяка, за рыбацкие слезы душу выну!
Взбеленился Сердяга и, неожиданно ринувшись на противника, сшиб его с ног. Подвела вояку раненая нога.
Грозно взревели рыбаки:
— Не мухлуй, стерва!
Гордей рявкнул зверем, вскочил на ноги и по-крестьянски, широко замахнувшись, хрястнул Сердягу.
Тот пошатнулся, но устоял.
— Сила на силу! — произнес восхищенно кто-то.
В следующий миг сцепились. То падая, то снова подымаясь, нещадно бьют друг друга, рвут одежду, рвут белое тело, скрежещут зубами, матерно ругаются. На лицах дерущихся заалела кровь. Кровью в крепких объятиях разукрашивают они друг друга.
Долго дерутся два силача.
Но Сердяга уже задыхается и хрипит.
Изловчился Гордей и со всего маху, вложив всю силу и ненависть, ударил Сердягу в висок. Свалился тот на мягкий песок и не двигается.
Тяжело дыша, отступил Гордей на шаг, заставил себя улыбнуться. Из носа течет кровь, окрашивает светлые усы.
— Вот это дал дык дал! Молодец, дя Гордей, — Туз Червонный подошел к Гордею и стал стирать ладонью с его лица кровь.
— Жмея бы ево жабрала, так и надо шабаке! — прошепелявил Кокуйский рыбак Коневин.
Сердяга с трудом поднялся на четвереньки.
У Туза Червонного сжимаются кулаки:
— Дай ему, дя Гордей, штоб он не поднялся!
Страшных взглянул на Туза и вдруг улыбнулся ему.
Улучив этот миг, Сердяга поднялся и… пнул Гордея в живот.
Башлык охнув, упал на мягкий песок.
Эта подлость послужила сигналом для зрителей, у которых уже давно чесались кулаки.
— Бей гадов! — крикнул Туз Червонный и боднул головой в толстое брюхо Сердяги. Тот, словно сноп, повалился рядом с Гордеем. С трудом встал Страшных на ноги.
— Стойте, ребята! — крикнул он.
Рыбаки оглянулись на Гордея. Воспользовавшись этим, двое матросов подняли своего капитана и бегом потащили к катеру.
— Да чо там «стой»! Бей, ребята! — крикнул Туз.
Матросы, отмахиваясь, отступая, пятились, иногда падали от тяжелых ударов разъяренных рыбаков, поспешно поднимались и еще быстрее, почти не защищаясь, улепетывали к катеру.
С разбитыми в кровь мордами команда спряталась на «Ку-ку».
Туз Червонный набрал камней и начал пулять в катер. Зазвенели стекла, затрещали доски, жалобно звякнул колокол.
Сердяга, укрывшись в темной грязной утробе «Ку-ку», открыл стрельбу из нагана.
Кто-то громко крикнул:
— Мужики, прячьтесь!.. Приказчик идет!
Разошлись рыбаки по лодкам и, как ни в чем не бывало, один за другим отчалили от берега.
Тудыпка поскакал в Баргузин и сразу же — к Лозовскому. Робко постучался в массивную кедровую дверь и боком, боком, блудливо виляя задом, вошел в маленький уютный кабинет Лозовского.
Сидевший за столом купец оторвался от книги, взглянул на Тудыпку удивленно, с тревогой в расширенных глазах и небрежно кивнул на глубокий его поклон.