– И тебе привет, подруга! – смеюсь. – Ты тоже похорошела.

– У меня столько новостей, закачаешься!

– Все ваши “новости”, студентка Гордеева, придется попридержать до следующего перерыва, – осаждает радость Ленки Ирина Викторовна Штерн, наш преподаватель по “Истории драматического театра”. – Лента уже началась, – чеканит суровая женщина с недобрым взглядом.

Штерн вообще одна из самых строгих и принципиальных преподавателей у нашей группы. Иной раз мимо ее кабинета даже на цыпочках пройти страшно. Если ты, не дай боже, учишься хуже, чем “хорошо”, шансов на благосклонность Ирины Викторовны у тебя, считай, и нет. Настоящая фанатка своего дела.

– Поняли, приняли, Ирина Викторовна, – улыбается Ленка. – Уже бежим занимать свои мес…

– Вы можете садиться, студентка Гордеева, – перебивает ее Штерн. – Данилова, – переводит свой острый карий взгляд на меня, – Юля, тебя попросили зайти в кабинет ректора. Прямо сейчас.

– Ого… – выдыхает подруга, кося в мою сторону сочувственный взгляд.

Да я и сама моментально внутренне сжимаюсь в тугой комок нервов. По спине прокатывается неприятный холодок. Меня вызывает к себе ректор? Я не ослышалась? Алла Демьяновна? Но зачем? Лично она никогда не связывается и не встречается со студентами. Обычно это работа деканов, зав.кафедрой, ну, на худой конец, проректора! Но никак не главы института. Исключения – вопиющие случаи непослушания и страшные косяки. Помнится, у меня нет ни первого, ни второго. Кажется…

Да нет! Точно нет!

Я нервно стряхиваю капли талого снега с кожаного рюкзака, протянув его Ленке, но Штерн меня останавливает своим сухим:

– Боюсь, вещи тебе могут понадобиться, – и смотрит на меня так… земля моментально уходит из-под ног. Чтобы Штерн кому-то сочувствовала? Нонсенс! Но именно это я сейчас явственно читаю в ее взгляде. И что вообще это значит: тебе могут понадобиться вещи? Для чего? Не отчислять же меня будут, в самом деле! За что?!

Но время допытываться ответов на свои вопросы нет. Да и вряд ли кто-то, кроме Аллы Демьяновны, сможет дать мне внятный ответ. Приходится подчиниться.

Переглянувшись с Ленкой, я накидываю на плечо лямку рюкзака и на ватных ногах поднимаюсь на третий этаж академии. Чем ближе к кабинету ректора, тем быстрее “выписывает па” на ребрах мое сердце. Пульс зашкаливает.

Мне страшно. Нет, не так, мне очень страшно! Хоть я и знаю, что ничего плохого не сделала. Учусь на “отлично”, занятия не пропускаю, все экзамены сдала, зачеты получила, объективных причин бояться у меня нет, и тем не менее, ноги дрожат.

Как часто это бывает у мнительных людей, к тому моменту, когда я оказалась в приемной Аллы Демьяновны, я накрутила себя до того, что вошла к ее секретарю бледная, как полотно. Миловидная и добродушная Галина даже предложила мне стакан воды и “присесть”, вдруг вот-вот грохнусь в обморок.

Я любезно воспользовалась предоставленной мне короткой передышкой и только потом постучала в дверь с суровой табличкой бордового цвета “Ректор Рамченко А.Д”. Услышав с той стороны:

– Входи.

Переступаю порог, натягивая на губы улыбку.

– Доброе утро, Алла Демьяновна. Ирина Викторовна сказала, что вы меня вызывали?

– Не знаю, насколько оно будет доброе после моих новостей, Юля. Проходи, – бросив на меня взгляд из-под бровей, откладывает ручку ректор Рамченко, – садись, – приказывает, стягивая с переносицы круглые очки в черной оправе.

Прохожу. Ноги не гнутся.

Сажусь. А сердце “бум-бум”, да “бум-бум” – грохочет.

– Что-то случилось, Алла Демьяновна?

– Случилось. Юля, я не буду ходить вокруг да около и скажу прямо.

– Да…

– Мне очень жаль, что ситуация складывается подобным образом. Ты одна из наших лучших учениц второго курса. У тебя хорошие физические данные, ты стройна, гибка и умна. У тебя большое будущее в балете.

– Спасибо, я…

– Могло бы быть, – взглядом тормозит меня ректоресса. – Если бы вся эта ситуация могла принять иной оборот событий, то я ограничилась бы строгим выговором и наказанием. Но, увы…

Губы начинают дрожать. Приходиться стиснуть ладони, впиваясь ногтями в кожу до боли, чтобы удержаться от поспешных выводов и крокодильих слез. Сумбур. В голове один сумбур! Слова, слова, слова – все сказанное Аллой Демьяновной крутится, как на бешеной карусели, я выдыхаю:

– Не понимаю… – подавшись вперед. – О какой ситуации вы говорите?

Алла Демьяновна вздыхает, как мне кажется, тоже сочувственно. Да что они все сегодня меня жалеют-то, а?!

Ректоресса тянется и открывает верхний ящик стола, достав оттуда черную папку. Недолго думая, протягивает ее мне.

– Наша академия печется не только о хороших отметках и идеальной выучке будущих артистов балета, но также для нас важна моральная сторона и облик академии. А такое, увы, нашу репутацию и репутацию наших балерин порочит…

Что там говорит Алла Демьяновна дальше я не слышу. Меня словно с головой под воду окунули: слова долетают, как тихое эхо, откуда-то издалека. Я открываю папку и перестаю дышать от накатившей паники. Она топит и сжимает. У меня в руках, перед моими глазами фото. Мои фото. В том самом развратном боди на сцене ночного клуба, где я по дурости своей согласилась выступить в вечер мальчишника Титова…