«Не всякий свет несёт спасение, а быть благожелательным – ещё не значит вершить благо».

Охотник шел по следу уже третий день. Путь его лежал через ущелья и лесистые долины. Заканчивались первые летние деньки. Звонкие ручейки неслись со склонов в низины. Эта часть гор была хорошей, ибо тут, в отличие от восточных земель, редко попадались йомы и другие гиблые места. Иди себе и иди, главное, привалы не забывать делать.

Вана из Скважного всегда работал один. Пока другие охотники объединялись в группы и даже целые ватаги, он больше собратьев-людей доверял охотничьему нюху и своему чудо-оружию. Твари обычно очень тонко чувствовали опасности, и толпа неотесанных мужиков, грохочущих башмаками и помахивающих топорами, сколь хорошо не была бы организована, загодя оповещала искомую жертву о своем появлении. Чудовище скрывалось, и охота затягивалась.

Вана с самого раннего детства любил делать все быстро и аккуратно. Да и людей не слишком-то и жаловал. Впрочем, несмотря на то, что его вечное одиночество приносило с собой немало рисков, имело оно и свою выгоду – в отличие от других охотников, вынужденных делиться полученной добычей со всей оравой загонщиков, помощников, насаживателей на рогатины и прочим сбродом, неизбежно привязывавшимся к ним и задерживающимся и в отряде охотника (и на этом свете) не слишком долго, Вана работал только на себя и посему требовал гораздо меньшую плату за свои услуги. За ним тянулась добрая слава человека нежадного, настолько, насколько она вообще может быть присуща человеку такой профессии. Впрочем, обитатели Камар всегда относились к губителям нечисти лучше, чем их соседи из болотных земель. Простые шахтеры и работяги, живущие переправкой сокровищ недр в город Теплого камня, были более склонны доверять грязную работу пришельцам из низин, чем полудикие охотники, день за днем сдерживавшие наступление Леса. Поэтому уже несколько лет Вана кормился именно в горах. И дела его тоже шли в гору.

Обычно Ване приходилось иметь дело с какими-нибудь выползшими из Червиных пещер гадами или обитателями лесных чащ вроде саблезубых волков. Из йомов, конечно, тоже вылазило всякое, но, во-первых, крупные йомы были далеко, во-вторых, даже тамошние твари отступали перед громоподобной мощью астара.

Порой, правда, охотников на нечисть нанимали вовсе не для борьбы с чудовищами, и те из них, кто не боялся замарать руки, как, например, Вана в более юные годы, когда был еще не в пример беспринципнее, чем ныне, обращали свои умения и бесценный опыт против собратьев по человеческому роду. Хотя, конечно, странным было бы ожидать от подобных людей каких-то особенно высоких моральных ценностей. «Чистые руки пусть будут у чистых воротничков» – язвительно замечал старый Сем, пока его однажды не сожрала гигантская жаба.

В свое время охотнику почему-то особенно врезалась в память история ватаги Филефора Горелого, которому хватило ума порубать где-то в лесу какого-то восточного вельможу со свитой. Ирония судьбы заключалась в том, что этот вельможа оказался близким родичем князя, правившего в том самом городе, где незадачливые душегубы остановились на постой после своих грязных делишек. И когда они, упившись зеленогона, начали на весь посад горланить о своих сомнительных подвигах, нашлись добрые люди, доложившие об этом князю. По пьяни-то всю ватагу легко повязали, а потом и в йоме бросили. Вот так-то.

Горная тропка, которой шел Вана, наконец вывела его на небольшое, почти совсем лысое плато. Лишь пара сероватых кустов жалась к темному провалу пещеры. Под подошвами сапог захрустела белесая галька.

Вана расчехлил астар и смачно сплюнул пожеванный шарик бодр-травы в гальку. Оружие, словно радуясь встрече с хозяином после долгой разлуки, радостно уткнулось рукоятью в ладонь. Маленький красноватый огонек прицела заплясал на скальной стене. Охотник сбросил со спину походный мешок.

Наконец-таки.

Смакуя каждое мгновение, он твердой походкой пошел вперед. Ладони вспотели в предвкушении. Оскаленная пасть пещеры приближалась.

Шаг.

Интересно, кинется ли нелюдь на него сейчас? Или, наоборот, затаится, оттягивая неизбежное?

Шаг.

Вана остановился и пустил вперед себя ослепительно-белую молнию из астара.

Черный провал на мгновение вспыхнул светом, и из глубин его донесся грохот и треск. Видимо, охотник слишком перенапрягся и заставил астар выстрелить гораздо сильнее, чем стоило бы.

Но на этом все. Нелюдь должен (должен!) был вылететь из своего жалкого убежища, полыхая потусторонним звездным огнем, как клеттурхамский факел. Но этого не произошло. Значит, либо его утихомирил уже первый выстрел, либо…

Вана рванулся вперед, прямо в оскаленную, дымящуюся пылью пасть.

Пещера оказалась совсем небольшой. Ее глубины едва хватало, чтобы нелюдь мог скрываться от солнца днем. Из всех пожитков тут была лишь собранная из мха постель. На противоположной входу стене, словно сочащийся кровью шрам на скальном теле, зиял след от выстрела из астара, с которого несколькими раскаленными докрасна слезинками стекал расплавленный камень. Рядом с постелью лежала книга. Небольшая тетрадь в потертой кожаной обложке, которую Вана едва разглядел под слоем осевшей пыли. Находка заинтересовала его. Он никогда не слышал о том, чтобы у нелюди была культура, тем более письменная. Прежде чем взять книгу с пола, охотник еще раз оглядел пещеру, окончательно убедившись в том, что иного выхода на свежий воздух отсюда не было. Увы, нелюдь бежала еще до появления охотника.