Шрифт:
– Я… Я… – Она помахала головой, словно отгоняла плохие и мрачные мысли. – Это личное. Я не могу.
Разве она могла признаться ему, а уж тем более себе, что её родная планета Урр вот уже многие годы пребывает в настоящей стагнации, приводящей к деградации и отупению населения? Многолетняя мировая война привела их к состоянию, когда общество стало чрезвычайно либеральным и политкорректным, а как следствие, убрало из обихода все оценки и суждения, ранее помогавшие им расти и развиваться. Была ли она хорошим правителем? Смотря по каким меркам судить. Её подчинённые считали её одной из лучших в своём роде, а она… Урра смотрела на историю древней Земли, которая была проникнута духом грандиозности и величия, и понимала, что такого её дому уже никогда не достигнуть. Земляне пронизывали бесконечные космические расстояния за несколько секунд и распространили своё племя и слово на многие световые года: дошло до того, что нынешние кеметцы сами не могли обнаружить большинство колоний, основанных их предками. Вот это был народ: настоящие атланты, смотрящие только вперёд и плюющие на все ограничения, которые ставила перед ними Вселенная. То были романтики, мечтатели, но одновременно деятели, за каждым словом которых стоял определённый поступок. Даже когда на пути землян встали куда более развитые примакалы, достигшие высочайшего морального и телепатического развития, они всё равно не остановили напор этих зарвавшихся приматов. В итоге примакалы стали их подопечными, которые даже после Забвения приняли кеметцев как своих повелителей. Легенды. Полубоги. А её народ… Пескарики, не могущие выбраться из своей обмелевшей лужицы…
«Простите», – услышала она голос Аллаотта.
– Ничего. Я лишь рада, что смогла достойно послужить им. – На секунду она почувствовала себя не всеведущей правительницей, а лишь маленькой девочкой, которую семья впервые вывела в леса Руакки: темнота, сырость и… страх.
«Вы расстроены, госпожа Урра. – Он никак не мог замолчать. – Я могу как-то помочь?»
– Нет… – Она почувствовала, как по её полупрозрачному лицу предательски поползла самая настоящая слеза. – Просто… Нет.
Урра ускорила шаг и поравнялась с Адамсом, который так сопел, что уж точно не был готов ни к каким разговорам. Аллаотт впал в раздумья. Он и не думал, что выполнить поставленную перед ним задачу будет так сложно.
Как это ни удивительно, но разговор между Кроггом и Горцем проходил гораздо живее, нежели между двумя интеллектуалами группы. Казалось бы, чего ожидать от двух мужланов, которые всю жизнь посвятили войнам, сражениям и убийствам? Однако нет – они трещали как сороки, которые, к слову, прямо над их головами перескакивали с ветки на ветку, с любопытством рассматривая редких гостей. Стоит лишь отметить, что при этом их разговор не отличался вежливостью и учтивостью, но тут уж ничего не поделаешь.
– Значит, ты ему служишь? – Горца этот вопрос мучил с самого момента, когда он увидел Кэсседи и Крогга вместе: две противоположности, а смотрятся, как два сапога пара.
– Нет! – отрезал Крогг, продираясь сквозь кусты, подобно разросшемуся йети.
– Задеваю гордость? – Горец усмехнулся своей классической гаденькой усмешкой, обнажая заострённые зубы: атрибут воина на его планете. Каждому мальчику, решившему отлучиться от мира и направить стопы на тропу войны, ритуально затачивали зубы, делая его настоящим хищником. Легенды древности Акруса рассказывали, что его благородные предки питались мясом врагов для восстановления сил, излечения ран и получения новых рецептов ядов. Да, так уж получилось, что акрусианцы не просто учились ремеслу производства и выделения ядов, а постигали его долгие годы, дабы уметь мастерски смешивать и совмещать жидкости в своём организме для получения определённых результатов. Горец считался не то чтобы лучшим в своём деле, но из всех встреченных им врагов он пока ещё оставался самым успешным.
– Пф! – Крогг сплюнул. – Я сомневаюсь, что такое склизкое чмо, как ты, вообще может задеть мою гордость.
– Это слова слабака, – гордо заявил Горец. – Если желаешь оскорблять, делай это на языке силы, а не своим поганым помелом.
– Хм. – На секунду Крогг услышал себя в булькающем говоре этого пришельца.
– К тому же… – Понять его речь было довольно сложно, но привыкнуть вполне можно: если, конечно, не стошнит Горец говорил так, будто пытался пить, говорить и изрыгнуть выпитое сразу. – Я задал вопрос. Ты обязан ответить. Это закон моего мира.
– Мы не в твоём мире! – Крогг с напускной яростью отломил толстенный сук, который за секунду до этого чуть не ударил его в массивный лоб.
– Но и не в твоём. – Горец шмыгнул носом, втянув сползающую по лицу жижу: может, кому-то на этой планетке это покажется гадким, но на Акрусе кеметца сочли бы чересчур сухим: как фрукт гарра во время Великой сезонной засухи.
– А тебе откуда знать, что я не с Та-Кемета? – Крогг искренне мечтал, что после завершения экспедиции оторвёт этому слизняку его мерзкую башку: будет, с одной стороны, противно, но, с другой – так удовлетворяюще…
– Да брось, – снова кривая как полумесяц ухмылка, – ты горилла по сравнению с этими чудиками. Или ты мутант какой дикий, или инопланетянин с другой планеты…
– Не с планеты, неуч. – Он не скрывал своих чувств, зачем? Пусть этот упырь чувствует его неприязнь и купается в ней, подобно тому как молодые жители его космической станции купаются в крови первых своих жертв. – Я с Головы Зевса. Ты небось и не слыхал о такой?!
– Как же, как же! – Горец впервые посмотрел на Крогга с видимым уважением. – Да о вас легенды ходят! Вы же настоящие машины для убийства, которые возвели кровопускание в настоящее искусство. Можешь мне не верить, Крогг, но вы для нас – образец для подражания. А мы убиваем ради чести и забавы на протяжении тысяч лет…
Ладно, смерти он избежит, решил для себя гигант: надо сказать, большинство рас смотрит на его народ как на ошибку эволюции, некий вырожденческий элемент прошлой земной экспансии. Варвары, которые каким-то образом умудрились выжить в суровых и нелицеприятных условиях адского притяжения Юпитера и клаустрофобских коридорах и помещениях Головы Зевса и теперь требуют признания своей человеконенавистнической и кровопролитной культуры на галактическом уровне. Да, он сам понимал, что их вера в величие смерти и убийства шла в разрез с идеалами ВМО и кеметского правительства в частности, но вот только не они виноваты, что жители Головы Зевса превратились в прирождённых убийц. Земля сама кинула их на произвол судьбы, когда погрузилась в собственные проблемы, вместо того чтобы уделять время своим колониям и космическим станциям. Они называли это эрой Забвения, но Крогг считал это слабыми отговорками и признанием в неумении справиться с ситуацией. Если бы земляне были сильны тогда так же, как до войны с Жао, то они бы смогли справиться и с Забвением. Но нет – они предпочли трусливый путь, бросив Голову Зевса на произвол судьбы. Оставили их на верную смерть. Но нет. Его собратья стали сильными. Они стали мощными. Они стали настоящими машинами убийства. Они выжили за счёт смерти. И пусть Галактика расколется надвое, она обязана признать их культуру, хотя бы как компенсацию за века отчуждения…