– Но ты встретился с Базелом, - сказал старик.
– Давай. Ешь! Его леди допустила тебя до своей кухни, а это не та привилегия, которую легко получить.

– Да, полагаю, это так.
– Рыжеволосый мужчина неохотно улыбнулся. Это была тонкая улыбка, окаймленная горькой неуверенностью, но все же улыбка, несмотря ни на что, и он опустил ложку в свою тарелку.
– Действительно, пугающая леди.

– У дев войны сотойи есть свои маленькие привычки, - сухо сказал старик.

– Девы войны сотойи?
– рыжеволосый мужчина резко оглянулся.
– Они же поклялись никогда не выходить замуж!

– Так оно и есть. Или было, во всяком случае.
– Старик пожал плечами.
– Их устав был... слегка пересмотрен в этом отношении несколько лет назад. На самом деле, Лиана имела к этому некоторое отношение. Или, во всяком случае, ее пример помог.
– Он улыбнулся.
– Она действительно склонна ставить весь мир на уши именно тогда, когда окружающие ее люди думают, что от нее можно безопасно оторвать взгляд. Конечно, я полагаю, у нее это получается естественно.
– Он покачал головой.
– Ты, должно быть, понял, что наша Лиана особенная во всех отношениях? Весь этот дом особенный, мой друг, а Лиана носит звание тысячницы, командира тысячи.

Глаза рыжеволосого мужчины вернулись к высокой, стройной женщине с чем-то похожим на благоговейный трепет. Дев войны редко видели за пределами Равнины Ветров, но их репутация как бойцов была непревзойденной. Великолепная кавалерия сотойи наводила ужас на их врагов, но девы войны - несмотря на то, что большинство сотойи никогда не считали их по-настоящему "респектабельными" - были одинаково искусны в выбранной ими роли легкой пехоты, разведчиц и мастериц иррегулярной войны. Если Лиана вела в бой тысячу из них, она была силой, с которой приходилось считаться. Неудивительно, что мужчины расступались, когда она пересекала комнату! Но что она делала, выйдя замуж за градани, одного из наследственных врагов сотойи? И почему они вдвоем управляли таверной в империи Топора, из всех возможных мест?

Он перевел взгляд, полный вопросов, на волшебника через стол, но тот едва заметно покачал головой.

– Твое любопытство очевидно, - мягко сказал он, - но я не имею права просвещать тебя. Не то чтобы эта история не стоила того, чтобы ее рассказать - или что половина бардов в Норфрессе еще не попробовали свои силы в ее рассказывании, если уж на то пошло, - но ни одна из баллад не передает ее полностью правильно. За исключением, возможно, Брандарка.
– Губы старика дрогнули в подобии улыбки.
– Просто пойми, что все вопросы, которые ты уже вообразил о них, сильно далеки от реальности. Если позже будет время, я уверен, что они захотят рассказать тебе больше, хотя вряд ли на это будет время сегодня вечером. Расписание вечера, вероятно, будет слишком насыщенным для длинных историй, какими бы хорошими они ни были. Однако я дам одно предостережение: не причиняй вреда никому под этой крышей. Особенно Гвинне, дочери Базела и Лианы! Если ты это сделаешь, никакая сила на земле тебя не спасет.

Рыжеволосый мужчина вздрогнул, когда выражение лица волшебника выразило вторую часть его предупреждения - что Базел и его грозная жена могут быть наименьшей из его опасностей, если он представляет угрозу для ребенка. Он не мог понять, почему это могло быть, но холодная уверенность в этом жгла его нервы. Затем выражение лица волшебника смягчилось, и он криво улыбнулся.

– Но мы должны поговорить о тебе, не так ли?
– сказал он более непринужденно.

– А что насчет меня?
– осторожно спросил рыжеволосый мужчина.

– Не будь глупым. Слепой мог бы увидеть, что ты встревожен, а я далеко не слеп. Кроме того, я волшебник. Возможно, я знаю о тебе больше, чем ты сам.

– Ты знаешь, кто я?

Ложка молодого человека упала, и его рука сжала запястье волшебника с невероятной силой. Рокот недовольства Бланшраха усилился, и голова кота поднялась с лап.

– Тише, мой друг. Потише!

Взгляд Венсита заставил рыжеволосого мужчину вернуться на свою скамейку.

– Ты знаешь, кто я!
– отчаянно настаивал он.

– Кто ты такой?
– Старик поиграл словами, не насмешливо, а как бы пробуя их значение на вкус.
– Кто может сказать, кто такой мужчина? Не я! Я даже не могу сказать тебе, кто я сам - не совсем точно. Завтра я больше не буду тем человеком, которым являюсь сегодня, а вчерашнего меня уже нет. Нет, я не могу сказать тебе, кто ты, но, возможно, я могу сказать тебе, что ты такое, и это почти так же хорошо.
– Он сделал паузу и спокойно посмотрел на собеседника.
– Почти.

– Понятно.
– Рыжеволосый мужчина улыбнулся, и это было неприятное выражение.
– Разве нет пословицы о том, как нужно задавать вопросы волшебникам?

– На самом деле их очень много. Но думаю, что та, которая тебе нужна, гласит: - Задавай волшебнику вопрос, только если ты знаешь ответ - и даже тогда его ответ собьет тебя с толку.

– Ты прав. Это то, что я пытался вспомнить.

– Я думал, что это может быть. Хочешь получить ответ?

– Это смутит меня?

– Несомненно, - спокойно сказал волшебник, накладывая еще тушеного мяса.

Рыжеволосый мужчина смотрел на него через стол, исполненный странного спокойствия, как лед на огне. Он не знал, что был чужим самому себе, пока Гвинна не отреагировала на его шрамы, и шок от осознания того, что у него нет прошлого, все еще отдавался эхом в его душе. Он понятия не имел, кем или чем он был, понятия не имел, что он мог бы сделать. Был ли он преступником? Объявленный вне закона человек, за голову которого назначена награда? Он не помнил никаких преступлений - и разве это не было бы плохой защитой? Была ли у него собственная жена? Семья, которая стала меньше, чем призраками, когда они исчезли из его памяти? Кто-то отчаянно искал его, или никого во всем мире не волновало, что с ним могло случиться? Все эти вопросы и еще тысяча других, сверх того, проносились через него, но старика, казалось, не волновало его мучительное замешательство. Он сидел, играя в словесные игры и поглощая тушеное мясо, как будто подобные вещи случались каждый день! Возможно, они действительно случались с волшебниками, но рыжеволосый мужчина был плохо подготовлен к тому, чтобы справиться с бедствием такого масштаба. Если у волшебника был хоть малейший ключ к этому... этому отсутствию, этому отрицанию своего прошлого, конечно, он хотел это услышать. Каким бы запутанным или пугающим это ни было.