– Дочь моя, – скрестил на груди руки Монор, неприветливо глядя на эстру. – А что?

– Ничего, – улыбнулся эстра в ответ, но северянина, кажется, приветливость только сильней разозлила. – А ты сам-то кто будешь?

– Младший врачеватель.

– Врачевателя сын?

– Врачевание – дело семейное, – сердито ответил Монор и отвернулся, не желая больше разговаривать.

Эстра свернул свиток, чувствуя, что дальше будет только тяжелее.

«Надо было всё же котомку собрать заранее».

– Ну что ж… Игим! – окликнул он мастера. – Подойди ближе. И внучку свою приведи. Это ведь твоя внучка на пороге сидит? Рейна?

– Да, – просто сказал мастер, тяжело поднимаясь на ноги. Трубка у него погасла, но он даже не заметил. – Но не о ней речь. Скажи лучше, ты нашёл средство от мертвоходцев?

– Нашёл. Но прежде, чем я говорить буду, вы скажите, что сходка решила. Принимаете мои условия?

Монор сплюнул на землю.

– А куда деваться? Завтра, вон, будем дом Гааны жечь, кому ж охота следующим быть.

– Ты гонор-то попридержи, – посоветовала Огита и подтвердила: – Сходка решила – условия принять. Рассказывай теперь, как мертвоходцев отвадить.

Эстра усмехнулся и поймал взгляд Игима.

– Очень просто. Надо всего лишь устранить то, за чем они приходят.

Воцарилась мёртвая тишина, и в этой тишине отчётливо было слышно, как стукнулась о порог трубка Игима, выпавшая из ослабевших пальцев.

– Устранить?

– Вывести из поселения, – уточнил эстра, любуясь на перекошенное лицо мастера. Зрелище это почему-то одновременно и злило, и было приятным. – А ты что подумал, Игим? Что я предложу твоё сокровище здесь казнить? О чём ты сам думал, когда позволил своей дочери залезть в постель к киморту? Или забыл о том, кем был твой отец?

Мастер притянул к себе Рейну, поглаживая её по голове – механически, не осознавая, что делает.

– Не твоё дело, эстра.

– А твоим оно быть перестало, когда ты решил от кимортов спрятать то, что им принадлежит, – негромко произнёс эстра, но слова его услышал каждый.

Шепотки, вопросы, недоумённые восклицания – всё это становилось громче и громче, и уже даже не было слышно, как оправдывается Игим и что выговаривает отчаянно Монор красивой черноволосой женщине, прячущей лицо в ладонях.

– Что-то ты загадками объясняешься, странник, – перекрыл чей-то зычный голос прочие звуки. – Ну-ка, сознавайся, что у вас с мастером за спор.

– Спор о том, что всех здесь касается, без исключения, – в тон ему ответил эстра. – А Игим, видно, давно ждал, что за его сокровищем явятся, раз и не думает отпираться. Вы думаете, почему мертвоходцы семь лет назад в ваше поселение зачастили? – Голоса как отрезало. – Да только потому, что Рейне исполнилось четыре года – вышел срок, дремлющее наследие пробудилось. В четыре года такие дети перестают быть людьми.

– Она не обязательно должна была кимортом становиться, – хрипло прошептал Игим в полной тишине. Всхлипнула черноволосая женщина, утыкаясь в плечо Монору. – Я не стал кимортом, потому что моя мать простым человеком была, и дочери мои над морт власти не имеют, так кто же знал, что Рейна… – и он осекся, встретившись взглядом с эстрой.

– Не знал? Неужто? А может, ты наоборот надеялся, что дитя кимортом будет? Нелегко, верно, такой богатый раймовый сад в порядке содержать. Если что-то с помощью морт создано, то без морт оно исчезнет – так же и сады вокруг, да? А твоих игрушек с мирцитом надолго не хватает, да и дороги они.

Глаза у Игима сделались злыми. Он тяжело выдохнул, комкая рубашку на груди.

– Не тебе судить, странник без дома, без родного очага.

– Зато твоим соседям, Игим, судить – в самый раз. Слушайте, добрые люди! Рейна, которую Монор в список вносить запрещал, не его дочь. Она дитя Миргиты и странника-киморта, который гостил у вас двенадцать лет назад. Было ведь такое?

– Было-было! – кто-то крикнул. – Сады занедужили, вот и пришлось киморта звать, серебром платить.

– А он у нас до самой зимы прожил!

– И постель ему в доме у мастера стелили!

Все опять загалдели и утихли лишь тогда, когда Огита прикрикнула. Тогда эстра продолжил:

– Что ж, рождение ребёнка – благо, а рождение киморта – вдвойне. А то, что Монор настолько любит свою жену, что чужую дочь взялся как родную воспитывать, – и вовсе подражания достойно. Плохо лишь то, что девочку вовремя кимортам не отдали. Ты, Игим, – обернулся он, – конечно, хороший мастер. Может, лучший в этих землях. Кто бы ещё сумел такую ограду придумать, что тянула бы излишки морт из девочки, чтобы ей было не до свершения чудес? Да только морт всё равно слишком много, и она будит покойников в округе, превращая их в мертвоходцев. И знаешь что, Игим? Дальше будет только хуже. И однажды настанет момент, когда твоя Рейна сама сбежит к тем, кто ей ближе кровных родственников. Хорошо, если попутно она всё поселение с лица земли не сотрёт. Бывало и такое.