— Чай-то мой, чай! Совсем меня склероз доконает… — просеменила на кухню; сняв с газа большой эмалированный чайник, залила кипяток — в заварной, накрыла заварку полотенцем и вернулась в качалку.

Дверь с веранды в кухню распахнулась, вошел муж Светланы Петровны — Корней Корнеевич.

— Ау! Это ты, отец?

— Я, мамка, я…

Корней Корнеевич помешкал у газовой плиты и, слегка покачиваясь, прошел в комнату.

— Явился, мамка, не запылился!

Даже не поглядев на него, Светлана Петровна безнадежно махнула ладошкой:

— Не запылился, да причастился!

— С удачной продажи полагается… Все необходимо обмывать, хоть понемножку, но — обязательно. Мирового значения закон!

Он грузно опустился на диван и начал разуваться.

— Вспомни, мамка, как я подолгу всегда ботинки-полуботинки носил! В чем причина, думаешь? В том причина, что всякий раз покупку обмывал: сам покупал, сам обмывал. С тобой же, бывало дело, как ни пойдешь, что ни купишь — все вскорости прахом! Мне жмотничала на маленькую, а себе через это трату наживала — бо-о-ль-шу-щу-ю!

— Мели, Емеля! Обмывал, конечно, не пропускал случая! Только прикинь: много ли ты по земле-то ходил в своих ботинках-полуботинках?! Все за рулем да за рулем — оттого и носились долго. Экономист!

— Ну чего ты заводишься, чего заводишься без стартера?! — Корней Корнеевич швырнул снятые башмаки к порогу. — Я — что: пенсию не всю тебе отдаю?

— Да всю, всю!

— Раз всю, так и рули — не заруливай! Пенсию получи до копеечки, а что сверх — то мое: как хочу, так и ворочу… Вот, кстати, и тебе кое-что. — Корней Корнеевич достал из-за пазухи сверток, протянул жене. — Глядишь, зимой пригодятся.

Отложив вязанье, Светлана Петровна с деланным равнодушием развернула серую бумагу.

— Рейтузы! Как есть — рейтузы! — Она пощупала ткань, внимательно изучила вязку. — Настоящие шерстяные. Ну, догадался!.. Бабы-то тебя не засмеяли, когда покупал?

— Бабам в очереди не до смеха, у баб своя забота: им достанется или не достанется. Хоть бюстгальтер покупай — бабы носом не поведут.

Светлана Петровна убрала подарок в комод, подняла ботинки мужа, вышла на кухню и принесла валенки — огромные, подшитые, без голенищ.

— Не сиди босой-то! Ступай умойся — вечерять пора: чай у меня перепрел.

И снова пошла на кухню. Корней Корнеевич поспешно зашаркал вслед.

Светлана Петровна достала из холодильника еду.

— Бутылку сам выставишь или мне прикажешь искать?

— Какую бутылку? Какую еще бутылку?!

— Да будет тебе!

Вздохнув, Корней Корнеевич извлек из-за плиты водку.

— Вот ведь нюх у тебя, да-а-а! Исключительный нюх! И главное — с годами не пропадает! На поводок тебя надо и в милицию отвести — хорошие ищейки у милиционеров в большой цене! — Он достал из буфета стопку. — Ты-то согрешишь?

— Эх, Корней! Столько лет с тобой живу, а насмешничаешь ты — все одинаково! Патефон испорченный!

Корней Корнеевич грузно сел за стол, придвинул к себе тарелку.

— Хватит хлопотать, и так у тебя тут закуски — на маланьину свадьбу!.. Ну, за птичек!

Светлана Петровна села рядом, налила себе чаю.

— Коля не говорил, когда теперь заедет? Слышь, отец?

— Колька-то? Ничего не сказал. Торопился: высадил меня у рынка и тут же пассажира взял. «Работа, говорит, папаня, работа! Деньга, говорит, сама в карман не капает!..»

— Дались ему эти деньги! Совсем он какой-то дерганый стал…

Корней Корнеевич, налив вторую стопку, демонстративно отставил бутылку подальше.

— Дерганый! А ты теперь только заметила?! Он, почитай, третий год уже дергается, с той аварии… Оттого и пошло у нас в семье все наискось: Колька дергается, и его разлюбезная — туда же! Сколько раз я тебе повторял, столько и еще повторю: хорошо, что мы квартиру им оставили да сюда перебрались, хорошо! Ничего путного из совместного проживания не получилось бы все равно. Или не нравится тебе тут, мамка, плохо тебе, может быть, тут?

— Не плохо, Корней.

— Не плохо, а упрямилась небось, упиралась — дом-то покупать! Сбережений жалко было! На кой они, сбережения?! На похороны нам с тобой осталось малость — и ладно: все никому разоряться не придется, за наши же трудовые в землю опустят, да и на поминки хватит. Авось не скоро нас покличет беззубая, но уж покличет непременно: в эту дорогу каждому однажды свои манатки собирать приходится… До того, однако, поживем еще с тобой, что не жить!

Корней Корнеевич незаметно вернул бутылку к себе.