Комната была на удивление хорошо обставлена, можно было даже сказать «шикарно». Половик при входе, чтоб не было пыли и грязи, мягкие домашние туфли, пуховое одеяло в пододеяльнике — всё было призвано обеспечить Гавриилу Платоновичу максимальный комфорт, как будто бы он и не покидал свою квартиру в центре Ленинграда.

Клим быстренько осмотрел личные вещи — ничего необычного или подозрительного. Для себя только отметил, что у профессора много одежды: дюжина пар кальсон, шесть белых рубашек, три свитера, два костюма — даже домашняя кофта есть и ночная сорочка. Очевидно, жил он очень хорошо, особенно по нынешним временам. Подтверждали это и серебряные приборы, включая подстаканник, и фарфоровая чайная пара, явно дореволюционной работы, и дорогой кожаный чемодан иностранного производства. Следователь грустно вздохнул: сколько сражались за «равенство-братство», а в итоге пропасть между богатыми и бедными стала только больше…

Опытный взгляд несколько раз останавливался на тумбочке — что-то было не так. Наконец, в третий раз проверив ящики и пересчитав ручки и пузырьки с чернилами, Глебов решил пошарить рукой снизу. Интуиция не обманула: к дну верхнего ящика был аккуратно приклеен конверт. В конверте обнаружились вырванные из чьего-то дневника листы с записями — почерк не принадлежал Кебучеву. Интересно, что в записях не было ничего «такого», лишь формулы и рассуждения про электричество. Видимо, профессор позаимствовал идеи коллеги — и тщательно это скрывал…

Клим остановился посреди комнаты. Время поджимало. Решил прощупать подкладку костюмов и покопаться в записях на столе. В первом случае не повезло — костюмы были пустые, нашлась лишь пара запасных пуговиц да монетка в три копейки в одном из карманов. А вот на столе обнаружилось интересное: в учебнике по электрофизике был сделан тайник с внутренней стороны задней части обложки — у самого края бумагу немного надрезали, совсем незаметно, и вложили туда телеграмму.

На ленте бумаги значилось: «Лондон вопр СПб тчк Мургаб тчк Харьков вопр Белград тчк Каз вопр». Быстренько переписав последовательность в блокнот, Глебов аккуратно убрал телеграмму обратно, положил книгу на место и решил, что пора уходить. Заперев за собой дверь, он кивнул Латыгину — и мужчины пошли к складам.

Днём встретились на оперативное совещание в кабинете Агнарова. Заварили чай, закурили. Первым заговорил начальник полигона.

— Клим, ну что там?

— Во-первых, буржуйствует. Во-вторых, ничего примечательного в вещах, аккуратист. В-третьих, вот это.

Глебов положил на центра стола блокнот с переписанным текстом телеграммы. Мужчины склонились над листами с неровным почерком, засопели.

— Ну, города все понятны. «Каз» — это либо Казань, либо Казакская АССР. А вот что такое «Мургаб».

— Речка есть такая, южнее, к Персии. Наверное, про неё речь — про город я бы слышал.

— Рома, уверен?

Латыгин кивнул: он был в степях с начала двадцатых, знал как собака каждый закуток.

Повисла долгая напряжённая тишина. Каждый думал о своём и пытался понять, что же это всё значит. Наконец, прокашлявшись, Яков Иосифович задал интересовавший всех вопрос.

— Итак, товарищи. На кой чёрт посылать телеграмму с названиями городов и речки, пометив некоторые вопросом? Да так, что это телеграмму надо прятать от любопытных глаз. Что в ней может быть такого?

— Есть мнение, что всё дело не в названии городов, а в их последовательности… Мургаб — кажется, про неё нам рассказывал сам Кебучев, что там видели… хмм… объект, похожий на наш. Петербург — там был профессор Филиппов и его лаборатория, в которой точно было нечто похожее. Харьков и Белград — вполне может быть, что там что-то подобное тоже видели. И тогда последнее — это КазАССР, наш полигон.

— Клим, но если так — значит, Кебучев специально сюда приехал. Более того, получается, что он заранее знал, куда именно нужно поехать, заранее готовился к экспедиции. Но ведь место выбирали на самом верху…

Следователь пожал плечами. Откинулся на спинку стула, глубоко затянулся и выпустил густую струйку дыма. Немного помолчал, посмотрел в глаза Агнарову.

— Яков, давай на чистоту. Кто ещё мог знать, где будут проходить испытания? Товарищ Ягода? Твоё непосредственное начальство? Маршалы?

— Клим, ты понимаешь…

— Понимаю. Выкладывай давай. Нас здесь трое. Во всём доме больше никого. Я готов дать подписку о неразглашении. Уверен, что Роман тоже.

Латыгин кивнул — и оба стали напряжённо всматриваться в лицо начальника полигона. Вздохнув, Яков Иосифович отпил чаю и начал.

— Так. Сразу скажу, что это гостайна. И что, в случае чего, я ото всех слов откажусь. Я подписку давал…

— Понимаем. Яков, кто конкретно был в курсе?

— Я непосредственно узнал от Бельского, моего прямого руководителя. Он — от самого товарища Ягоды. Насколько мне известно, в курсе некоторые маршалы — Блюхер, Тухачевский. Не уверен, но, думаю, Ворошилов. И, как я понимаю, сам… Всё, больше никто и нигде. Местным ничего не сообщалось, меня сюда специально направили, чтоб я взял себе в помощники Романа и особо никому ничего. Маршалы в Москве, так сказать, с интересом наблюдают. Генрих Григорьевич, бьюсь об заклад, кроме Бельского мог рассказать разве что кому из замов, не более. Всё же служба обязывает языком не трепать лишний раз. Да и Фёдор Бельский у него на хорошем счету, вызвали лично в кабинет… Подумал о том же, о чём и я? Крысу искать надо?