Глава 24

Даже у самого красивого города есть свои трущобы. Именно там, в мансарде, под самой крышей длинного, как склад, здания с грязно-ржавым фасадом и то побитыми, то покрытыми слоем сажи и копоти стеклами, и обитал Леонид Букатин. Жить здесь ему было удобнее, чем в многозвездочном отеле или в собственном коттедже, по трем простым причинам: во-первых, здесь обитали специфические категории населения, которые и сами не соблюдали требований регистрации, и не требовали этого от окружающих, так что найти определенного человека здесь было труднее, чем невежде в вопросах астрономии - какую-нибудь звезду на ночном небе; во-вторых, мансарда имела выход на крышу через специальный люк, а под ее окошком начиналась пожарная лестница, так что в случае чего было сразу три пути отхода; и в-третьих - хотя это уже была лирика, в принципе, не имеющая значения для деловых людей, - Леонид Букатин по кличке "Четверик" чувствовал себя на этих городских задворках, среди пьяниц, бомжей, проституток, профессиональных нищих и прочего отребья, как козырный туз в карточной колоде... Сейчас было утро, и Четверик пил кофе, созерцая унылый заоконный пейзаж в виде поросшего травой пустыря, на котором громоздились кучи железного лома и остатки каких-то ветхих построек времен начала века. Мысли его текли на одну и ту же тему. ... Если эта сучка не принесет завтра деньги, то придется окончательно завязать со шпионскими играми. На кой черт они мне сдались?.. Лучше уж сойтись поближе с нужными людьми, раздобыть инструменты и вновь начать добывать бабки старым испытанным способом... Люди тут совсем уже оборзели, наивно полагая, что от настоящего "домушника" их спасут все эти электронные штучки-дрючки, диоды-триоды, идентификаторы радужных оболочек глаза и дактилоскопы... Полвека назад все тоже надеялись на загогулистые замки, которые открываются якобы только определенным ключиком с лазерной насечкой, да на так называемые "секретные замки" с кодировкой - хотя и в том, и в другом случае хозяева жестоко ошибались... и приходилось наказывать их за эту ошибку... ... Или все-таки честно отбыть здесь свой срок, как говорится, от звонка до звонка? Сколько там еще осталось, где мой заветный календарик?.. два года восемь месяцев и двадцать один день?.. по меркам зоны - фуфло, семечки, воры в законе и не такие срокб обычно тянут... А здесь - и тем более, никто тебя не охраняет, иди куда хочешь, делай что хочешь... вольная воля!.. Только исправно, раз в неделю, отправляй свои донесения, вот и все дела... И деньгами тебя, как-никак, обеспечивают так, что на жизнь, и даже на вполне приличную жизнь, хватит с лихвой. Так чего же тебе неймется, Ленька?.. Нет, не могу, муторно от такой жизни становится! Хуже, чем в Зоне... Там-то всё ясно: попался - значит, нечего дергаться и сожалеть понапрасну, терпи, и, как сказал великий поэт, "свобода вас встретит радостно у входа". Вот и тянешь тюремную лямку, потому что знаешь кончится твой срок, и отыграешься ты тогда за упущенное время, наверстаешь с лихвой... А тут... Что толку, что они пообещали мне возвращение в то время, откуда меня выдернули? Во-первых, я наше государство знаю, его не обведешь вокруг пальца, оно тебя само обведет. Кого после таких заданий отпустят на свободу - да еще бывшего зэка и "домушника"?!.. Пуля в затылок - вот что светит мне после возвращения вместо обещанной воли!.. Во-вторых, даже если мне и позволено будет спокойно уйти, то разве допустят они, чтобы я воспользовался своими знаниями о тиражах "Спортлото" или "Лотто Миллион", скажем? Да ни в жизнь!.. Долбанут каким-нибудь лазером-шмазером по мозгам, чтобы память отбить и личный досмотр проведут почище, чем надзиратели в Бутырке... одним раздвиганием ягодиц не ограничатся, просветят всяким там излучением со всех сторон почище, чем в рентген-кабинете!.. Одним словом, куда ни ткни, куда ни глянь - всюду одна сплошная тоска!.. Нет-нет, все-таки правильно я сделал, что решил не цацкаться с этой долбаной Ассоциацией... тьфу, слово-то какое придумали!.. Пусть платят мне по высшему разряду за каждое донесение, тогда мы будем информировать их, а нет - так и гуляйте в баню, Леонид Букатин без денег не останется!.. Может, я все-таки много заломил? Не слишком ли: по сотне "гринов" за слово? Хотя, если так вдуматься, какие здесь могут быть тарифы? И разве не стоит такая информация каких-то там вшивых долларов? Тем более, что через пяток лет для них эти деньги будут годиться только в сортир сходить, и они не могут этого не знать... Не-ет, пусть платят, как положено!.. Запив двумя большими глотками кофе последний кусок бекона, Четверик посмотрел на часы. Собственно говоря, торопиться сегодня некуда, понедельник, на ипподроме выходной, а в казино еще рановато переться... Ладно, займемся сегодня на всякий случай своим непосредственным делом, а то вдруг завтра Ружина притащит бабки, а у тебя даже нечего будет взамен предложить... Не будешь же ты гнать всякое фуфло трехмесячной давности, в Ассоциации тоже не дураки сидят, да и ты - человек честный, зря накалывать никого не собираешься... Значит, надо будет заглянуть в район лаборатории, прощупать почву, какие там новости... Последние полгода они там будто чокнулись, пашут практически без выходных и без праздников. Не может быть, чтобы никаких результатов не было!.. Лучше всего, перехватить кого-нибудь из лаборантов в обед. Решено - так и сделаем... А пока что пойдем прошвырнемся по свежему воздуху. Заодно и в библиотеку заглянем, старые газетки полистаем... интересно же, что там у нас сейчас творится, почем доллар, кто из корешей умер, кто женился, кого прикончили во время разборки...

* * *

Здание лаборатории, похожее на увеличенный во много раз кубик из детского конструктора "Лего" - такое оно было бугристое и разноцветное, - располагалось за высоким металлопластовым забором. Принадлежало оно Общеевропейскому департаменту особых исследований, но о том, какие же исследования конкретно ведутся там, внутри этого детского кубика, знали только самые избранные люди. Еще год назад Букатин затратил массу времени, денег и здоровья, чтобы попасть в число этих избранных. Методы у него были не очень изощренные, но зато безотказные. В своей деятельности Четверик всегда исходил из своего излюбленного тезиса о том, что за деньги можно купить почти всё, за большие деньги действительно всё, а за очень-очень большие деньги - и то, что обычно бывает сверх всего (правда, в тот момент, когда его собеседник заканчивал переваривать этот афоризм, Леонид обычно добавлял: "а за большие-пребольшие деньги можно продать и почти всё, и действительно все, и даже то, что сверх всего")... Штат лаборатории, насчитывавший примерно пятьсот полукрепостных душ, состоял не только из бескорыстных энтузиастов-придурков, которые обычно радуются тому, что им позволили удовлетворять свое любопытство за денежки налогоплательщиков, но и из нормальных, порядочных людей... всяких там подсобных рабочих, механиков по лифтам, кондиционерам и прочим бытовым устройствам, сантехникам-электрикам, хозяйственникам и лаборантам... которые прекрасно понимали тебя с полуслова, и если ты накануне делал такому человеку услугу или помогал материально, то завтра он платил тебе той же монетой... то бишь, информацией. Жаль только, что среди этих людей мало кто разбирался в научных проблемах, так что информация чаще всего была либо нулевой, либо, наоборот, избыточной, но пустой, как шлак... Только три человека из всей лаборатории, имевших непосредственное отношение к научным разработкам, числились в осведомителях у Букатина, и сейчас он, подперев плечом дерево в сотне метров от высоких автоматических ворот проходной, поджидал, что кто-нибудь из этих людей появится в его поле зрения. Однако, прошло уже десять минут с начала обеда, а нужные люди не появлялись. Видно, они решили пообедать бутербродами на своем рабочем месте. Разочарованный Букатин хотел было уже уходить, как вдруг из ворот вывернулся малый интеллигентного вида в жилете и при галстуке и, размахивая возбужденно руками, направился к ближайшей закусочной-автомату. Настроение у него было приподнятое до такой степени, что он чуть ли не приплясывал на ходу и, видимо, готов был обниматься с каждым встречным, если бы такой случай ему представился. Букатин заинтересовался. Букатин отлепился от дерева. Букатин огляделся, но вокруг все было чисто, и он, не торопясь, двинулся вслед за парнем в жилете. В закусочной было не очень много народа. Взяв не глядя что-то из дешевой, но плотной еды, парень занял прозрачную кабинку возле окна и набросился на первое. Видно было, что последний раз ему приходилось питаться горячим очень давно. Однако парень явно полагал, что не хлебом единым сыт человек, потому что тут же извлек из внутреннего кармана жилета портативный комп-плеер и сунул в него кубик, наверное, собираясь работать и во время еды. Какие-нибудь вычисления сейчас запустит в автоматическом режиме, подумал Букатин. Или будет пялиться на графики и диаграммы. Дорого бы заплатила Ассоциация за такой кубик, мелькнуло у него в голове. А этому чудаку на букву "м" даже не приходит в голову сделать стекло в кабинке темным или зеркальным, чтобы никто не видел, что он с работы выносит секретные материалы. Ладно, надо быстрее брать его за жабры, а то уйдет по уши в свою науку, как клещ в кожу, и попробуй потом докричись до него... Они же там все помешанные на науке!
– Разрешите к вам присоседиться?
– приоткрыв дверь кабинки, спросил он у парня. Тот повернул к нему свое открытое лицо.
– Да-да, - сказал он.
– Конечно, конечно!.. Прошу, прошу вас! Он вообще был весь какой-то не по-здоровому дерганый. Не отошел еще от своих исследований, что ли?.. Букатин брякнул на столик напротив парня свой поднос, на котором возвышалась отличная высокая кружка с немецким черным пивом и стояло блюдо размером с небольшой барабан. В блюде исходил паром свежеиспеченный каррил по-испански. Стоило это все, как минимум, в три раза больше, чем комплексный обед, который поглощал интеллигент из лаборатории. Кто он, интересно? Наверное, старший лаборант... ну, в крайнем случае - кандидат каких-нибудь там наук... Букатин напряг свою память. За год он успел изучить личности многих ученых лаборатории, но парня среди них не было. Наверное, его недавно взяли, благодушно решил Четверик, отхлебывая для затравки пива из своей кружки. Теперь надо вызвать его на разговор... может, анекдотец какой-нибудь рассказать для начала?.. Отложив ложку, парень расправил шнур, посредством которого к плееру подсоединялись экран-очки, и в это время Леонид сказал: - Знаете, ваше лицо напоминает мне одну историю... И поведал про тещу и зеркало. Парень охотно посмеялся, но потом удивился: - А причем здесь мое лицо?
– Оно у вас такое, - пояснил Букатин, жуя каррил, - будто сегодня скончался ваш дядя-миллионер, который завещал все свое состояние вам. Парень опять хохотнул, и Четверик с удовлетворением отметил тот факт, что о комп-плеере его собеседник уже начал забывать.
– Вы правы, - сказал парень, широко улыбаясь.
– Только несколько в ином ракурсе...
– (Ох, уж эта мне интеллигенция, не удержался от мысли Букатин. Не могут изъясняться по-человечески, выдумают какие-нибудь кружева словесные, а ты мучайся, расшифровывай их!).
– Вы кто по профессии?
– Специалист по недвижимости, - представился Букатин не без юмора.
– Можете звать меня Леонид Андреевич...
– Очень приятно. Вадим.
– Парень протянул Букатину через столик неожиданно жесткую ладонь.
– Так вот, Леонид Андреевич, насчет состояния вы как в воду глядите, но только, представьте, состоянием этим отныне буду владеть не я один, а всё человечество!
– Вот как?
– осторожно спросил Букатин. И чуть было не ляпнул: "Так чему же вы тогда радуетесь?", но вовремя сдержался. С этими так нельзя, у них какое-то совершенно извращенное представление о счастье и о том, чему следует радоваться, а чему - печалиться.
– Ну да!
– воскликнул Вадим, от полноты чувств забывая о своем остывающем втором.
– Понимаете, просто когда очень долго над чем-нибудь работаешь, мучаешься, не спишь ночами, перебираешь мысленно разные варианты решения задачи, то потом, когда эту задачу все-таки удается решить, ты чувствуешь себя... самим Господом Богом!
– Вы, наверное, ученый?
– хитро предположил Букатин.
– Как вы угадали?
– У вас на лице написано, - пошутил Четверик, копаясь в своем воображаемом арсенале средств, способных заставить собеседника проболтаться. Деньги? Не тот случай... Женщины? Тоже вряд ли, такие по шлюхам не шатаются... Может, взять его на испуг, прикинувшись резидентом заморской разведки, в присутствии которого этот умник с понятиями младенца допустил разглашение государственной тайны? Нет, рискованно... Или просто напоить его?
– Кстати, не знаю, как у вас, ученых, но все остальное население имеет славный обычай отмечать свои успехи... впрочем, как и неудачи... Вы коньяк пьете или предпочитаете виски? Вадим смутился.
– Да я бы рад, - сказал он, - но у меня сейчас обеденный перерыв, а потом я должен вернуться в лабораторию и закончить работу...
– Ерунда, ерунда, - напористо сказал Букатин, роясь в своем портфельчике. НЗ для таких случаев у него всегда было при себе.
– Мы же не напиваться собираемся... по три капли всего.
– Он поставил на столик бутылку настоящего, а не метагликолевого, "Арарата" и две рюмочки из небьющегося стекла.
– Позвольте, я сделаю шторочку... на всякий случай...
– Леонид повернул верньер тонировки стекла кабины, и оно потемнело снаружи, отрезая их от остального зала, хотя сами они могли всех видеть. Вадим с брезгливым сомнением расматривал коньяк в своей рюмке.
– Вообще-то я не пью, - заявил он.
– Может, не надо?
– Надо, надо, - авторитетно заявил Букатин.
– И не кокетничайте: лаборанты все пьют!..
– Он поднял свою рюмку.
– Ну, поехали? За ваше грандиозное открытие!.. Он опрокинул в себя коньяк и запил большим глотком из кружки. Вадим пригубил и поставил рюмку на столик.
– Тут вы опять правы, уважаемый Леонид Андреевич, - сморщившись, перехваченным голосом просипел он и наугад ткнул вилкой в свою тарелку, чтобы закусить. Лаборанты, к сожалению, у нас, в большинстве своем, склонны воздавать должное Бахусу... в том числе - в рабочее время... но доктору наук не пристало быть пьяницей. Букатин чуть не подавился куском каррила.
– А вы - доктор?!
– искренне удивился он.
– С прошлого понедельника, - скромно потупился Вадим.
– Наконец-то удалось развязаться с диссертацией и защититься...
– И по каким наукам?
– спросил Букатин.
– По биотехнологии... Вы тоже интересуетесь этими проблемами?
– с неожиданной иронией спросил Вадим.
– Да нет... куда мне, - смутился Четверик. В голове у него стучало: "Эх ты, болван, как же ты прошляпил? Похоже, это тот самый Ченсович, о котором тебе постоянно твердили и Слон, и Лямцев, и Фурцева! Ты же видел его фото, только там он был с усиками и поэтому казался старше!".
– Я так... как все... почитываю кое-что. Кстати, за вашу успешную защиту - сам Бог велел выпить!
– Он торопливо налил по второй и поднял свою рюмку.
– Поехали? Вадим весь сморщился. Видно было, что он сомневается, стоит ли пить, но потом решительно махнул рукой: - А, ладно! В принципе, основная работа уже сделана, а если я и задержусь, то ребята там и без меня справятся!.. Они выпили, и на этот раз Вадим уже не пригубил символически, а опустошил свою рюмку до дна. Букатин сходил к раздаточному автомату и вскоре вернулся с грудой тарелочек на подносе. Лимон кружочками, маслины, соленые грибы...
– Это нам в качестве закуски, - пояснил он.
– Хороший напиток хорошей закуски требует... Пора переходить к делу, подумал он. А то придется за второй бутылкой мчаться в супермаркет. Ведь здесь, в закусочной, спиртное в меню не входит...
– Вот, если позволите, Вадим, - непринужденно начал он, - у меня такой вопрос имеется... Вы, ученые, конечно, люди нужные, но лично я не вижу никакого толка от вашей науки. Ну, хорошо, вы постоянно работаете мозгами, что-то там изобретаете, открываете, а что мы имеем в результате? Знаете, есть один анекдот про чукчу и метеорологов...
– Тут Букатин отвлекся и с удовольствием поведал Вадиму анекдот. Вадим улыбнулся.
– Что ж, это хороший вопрос, - заметил он.
– В принципе, противоречие между теоретической и прикладной наукой в этом и заключается. А ведь ничего бесполезного даже в самой абстрактной мыслительной деятельности нет... Вы знаете принцип Винера?
– Нет, - чистосердечно признался Букатин, наливая коньяк в рюмки.
– Судя по фамилии, это тот тип, который заявил, что истина в вине? Вадим даже не улыбнулся шутке. Вадим выдал длинный монолог-лекцию, из которой следовало, что процесс познания бесконечен, что к истине тянутся кривые тропы, и что вообще... чем больше человек познает, тем он меньше знает. "Парадокс", пояснил он терпеливо внимавшему Букатину. При этом новоиспеченный доктор так махал руками, что чуть не смахнул свою рюмку на пол (Четверик вовремя успел подхватить ее), и искупал в соусе выбившийся из-под жилетки галстук. Зато третью рюмку они выпили на брудершафт. После четвертой рюмки Вадим забыл не только про комп-плеер и свой недоеденный, давным-давно остывший антрекот, но и вообще про то, что у него сейчас обеденный перерыв. Ему почему-то померещилось, что он находится на пресс-конференции по случаю своего грандиозного открытия, и он пустился в длинное описание того, как ему удалось найти решение задачи, над которой до него тщетно бились лучшие умы человечества, включая Сократа, Леонардо да Винчи и самого Ропакова из Всемирной Академии Наук!.. Однако Букатина интересовал не способ решения, а результат, и он разлил остатки коньяка, причем на сей раз себе меньше, чем своему визави. Вадим попытался было пропустить, но Леонид сразил его железным аргументом насчет того, что на одной ноге не скачут, Бог любит троицу, дом о четырех углах, а звезда пятиконечная... В начале второй бутылки, когда Вадим стал принимать Букатина за своего старшего лаборанта, наконец, выяснилась и суть открытия, сделанного в лаборатории особых исследований. Речь шла, ни много, ни мало, об аппарате, позволяющем любому, даже самому неподготовленному, пользователю читать мысли других людей. Букатин позволил себе не поверить, и этим вызвал взрыв негодования со стороны Вадима, обвинившего своего собеседника в обскурантизме, нигилизме и прочих "измах". Затем пьяный доктор наук сообщил, что это его, Леонида, личное дело верить или не верить, но что прибор, тем не менее, хотя и в единственном экземпляре, существует и в настоящее время - он долго пытался разглядеть, который же сейчас час - в настоящее время проходит усиленные лабораторные испытания... Конечно, на первых порах речь идет о скромных возможностях, но главное - это принципиально новый подход к решению проблемы... тю компран, мон гран энкруайан?.. А всем неверующим да будет известно, что не далее, как завтра утром прибор будет продемонстрирован представителям прессы - уже, кстати говоря, приглашенным на презентацию - а также мировой научной общественности и членам правительства Евро-Наций!.. После этой тирады Вадим неожиданно клюнул носом в тарелку с солеными грибами и сладко засопел. Букатин вынужден был кое-как растолкать его и проводить из закусочной до стоянки такси, где впихнул великого ученого в машину и, согласно его отрывисто-бессвязным указаниям, набрал на пульте бортового автомата нужный адрес. Правда, Вадим сумел вспомнить только улицу с историческим названием Профсоюзная (документов при нем не оказалось, кроме пропуска в лабораторию), а номер дома и квартиры так и остались в недрах его памяти, но Четверик надеялся, что за время пути доктор биотехнологии придет в себя настолько, что сориентируется на месте... Даже если и нет, то и Бог с ним!.. Надо меньше пить с посторонними!.. Конечно, в будущем знакомство с этим Вадимом ох как пригодилось бы, а гарантий того, что он назавтра вспомнит, где и с кем накануне надрался до положения риз, не было никаких, но сейчас важнее всего было другое. Надо было сегодня же выкрасть чудо-прибор из лаборатории. У Букатина захватывало дух и пропадали все слова с кончика языка, когда он пытался представить, какие головокружительные перспективы откроются перед ним, если он завладеет изобретением Вадима и компании... Сколько бабок можно содрать с Ассоциации - да он купит на эти деньги весь мир с потрохами!.. А, может, и не стоит никому продавать этот аппарат? Может, гораздо выгоднее просто пользоваться им в своих целях, а? Воображение услужливо подсунуло такую соблазнительную картинку: дуются, например, они в "преф" на "малине" у Копья, и на нем, Леониде, наушники (прибор Вадима почему-то представлялся ему в виде этакого плеера с кнопочками и миниатюрными беспроводными наушниками) - вроде как он музыкой желает побаловаться во время игры, это ж никакими правилами не запрещено, а в них слышно, кто из его партнеров о чем думает... у кого какие карты на руках... какую взятку заказать и где облапошить других игроков при помощи блефа... А еще можно будет запросто кого-нибудь и в шулерстве уличить... Словом, хорошую штуковину изобрели умные люди!.. Весь остаток вечера, готовясь к ночной вылазке, Четверик обдумывал подобные альтернативы. Почему-то он был уверен, что чудодейственный прибор уже в его руках, и осталось только придумать, куда бы получше его приспособить...

* * *

История с Газетой произошла лет десять назад, когда Юлов только разворачивал борьбу с неведомыми Пришельцами. Однако до сих пор ее в Службе помнили и время от времени поминали исключительно как образец классической шпиономании, граничащей с шизофренией. Сам Юлов предпочитал не вспоминать об этом и впадал в тихую истерию, если при нем кто-то заводил разговор на данную тему. В юности своей Саша Юлов вдоволь насмотрелся "мирового блокбастера номер один", как его подавала зрителям реклама, - то бишь, многосерийного фильма о похождениях спецагентов ЦРУ Фокса Малдера и Даны Скалли и в русском переводе имевшем название "Секретные материалы". Правда, Юлов смотрел именно англоязычную версию: таким образом родители пытались повысить его уровень владения международным языком общения. Неизвестно, как это сказалось на успехах мальчика в английском, но всю его дальнейшую жизнь это уж точно определило. Юный Юлов стал во всем подражать герою фильма, которого играл Дэвид Духовны... Одно время он даже специально отрабатывал перез зеркалом прическу и манеры "а ля Малдер". А потом дошло дело и до копирования деятельности любимого персонажа. В конечном итоге, Александр Юлов с успехом окончил спецшколу, затем - спецколледж, затем университет, где большей частью готовили кадры для спецслужб. При распределении комиссия учла Сашины наклонности, из которых он никогда не делал особого секрета, и он был направлен в Службу. Здесь ему, как и его любимому киногерою, была предоставлена почти полная свобода выбора направлений работы. Впрочем, объекты для исследования зачастую подбрасывала сама жизнь. Именно так и началась история с газетой. Может быть, она-то и обусловила впоследствии убежденность Юлова в том, что их мир подвергается нашествию Пришельцев из будущего... Началось всё, как частенько бывает, со слухов, первоисточник которых, естественно, установить потом так и не удалось. Якобы кто-то где-то видел газету, выпущенную в двадцать втором веке. Самое интересное, что все рассказы сходились в одном: в описании этой газеты. Но в том, что касалось названия, заголовков статей, содержания газетных материалов и даже иллюстраций свидетели расходились самым кардинальным образом. То же самое отмечалось и в отношении тех способов, какими свидетели узнавали о существовании Газеты (постепенно эта загадочная штуковина приобрела именно такое название с заглавной буквы, возвышающее ее до уровня чего-то сверхъестественного). Одни видели ее у кого-то в руках... например, в общественном транспорте, причем пассажир, читавший Газету, как правило, вскоре покидал вагон поезда или кабину аэра... или в кафе, через оконное стекло, где, поглощая кофе или потягивая коктейль, Газету изучал какой-нибудь посетитель (описания людей, в чьих руках видели газету, абсолютно ничего не давали по причине отсутствия характерных примет)... Другие же якобы сами держали Газету в руках (и гипносканирование их воспоминаний во многих случаях подтверждало это, но полностью доверять этому способу установления истинности показаний было нельзя, потому что, если речь шла о глубоком внушении, то отделить образы, навязанные подсознанию извне, от естественных воспоминаний было практически невозможно), найдя ее на тротуаре (варианты: в парке на скамейке, в мусорном контейнере, в своем почтовом ящике) либо даже приобретя в газетном автомате... Самое любопытное, что во всех случаях узнавание Газеты происходило не сразу, а как бы с запаздыванием, причем, чаще всего, тогда, когда Газета уже опять исчезала. Так, человек, мог, скользнув взглядом по заголовкам, отвернуться и мыслить о своем дальше, и лишь несколько минут спустя до него доходило: что-то было в этих заголовках не то... Что именно? Никто не помнил точно, и тут вообще фантазия людей разыгрывалась с безудержной силой... направляющими рамками служили общая эрудиция и эмоциональность данного свидетеля. Или, взяв Газету в руки, человек либо принимал ее за некий дурно пахнущий розыгрыш - на подобие тех шуточных артефактов, кои одно время были особенно популярны: "горка дерьма", очень похожего на настоящее, только не пахнущее; "яблоко", пытаясь надкусить которое, человек мог запросто лишиться вставных зубов; стакан с якобы налитой в него жидкостью; "тараканы", будто бы сдохшие прямо в тарелке у объекта розыгрыша - и тогда спешил избавиться от нее, либо (и тут начиналось самое странное) Газета исчезала загадочным образом сама собой... стоило только на секунду выпустить ее из рук, отвернуться или положить в сумку, рассчитывая прочесть позже... Но не было почему-то НИ ОДНОГО случая, чтобы человек, которому посчастливилось хотя бы кратковременно обладать Газетой, спокойно прочитал бы ее и осмыслил прочитанное. Это, конечно, настораживало, так как, по мнению сослуживцев Юлова, свидетельствовало отнюдь не в пользу достоверности россказней о печатном органе, изданном через сто лет и каким-то образом попавшем в наш мир... В конце концов, к этому выводу пришли даже самые отъявленные любители сенсаций... в том числе и имеющие тайные воинские звания. Но только не Юлов. История с Газетой гармонично вписывалась в его теорию о Пришельцах-из-Будущего, за которыми он охотился с самого начала своей работы в Службе. И он ринулся в погоню за таинственным печатным изданием так, как в свое время Малдер-Духовны вкупе с очаровательной помощницей гонялся за инопланетянами и психокинетиками... В этой погоне, ради описания которой может быть написан целый роман, Юловым и его сотрудниками была затрачена уйма средств, времени и нервной энергии. Было опрошено несколько тысяч человек в разных уголках земного шара. Было изучено столько печатных и электронных документов, что по своему объему вся эта бумажная гора превышала количество книг в Британской Королевской Библиотеке... Не обошлось и без трагедий. Погибли двое сотрудников из числа выделенного Юлову в помощь личного состава: один был найден с ножом в спине после встречи с одним из представителей международной мафии по кличке Эльф, другой погиб, когда во время автогонки за человеком, подозреваемом в обладании Газетой, не справился с управлением, и его турбокар, пробив защитный барьер Дмитровской эстакады, рухнул с двенадцатиметровой высоты на асфальт... Но соль всей этой трагикомической, похожей на скверную байку, истории заключалась отнюдь не в том, что Газету так и не удалось найти. Это было бы, по мнению Юлова, еще полбеды. Люди Юлова однажды все-таки узнали, что Газета находится в личном владении одного арабского шейха, известного как любителя всякой экзотики. Каким путем она к нему попала - было неизвестно, и расставаться с ней шейх ни на каких условиях не соглашался. В результате долгих переговоров, когда отчаявшийся Юлов уже подумывал о том, чтобы, наплевав на международные нормы, взять резиденцию шейха штурмом, араб все-таки согласился продать Газету за миллиард долларов. Юлов пошел к руководству, которое над ним сначала вволю понасмехалось, а затем вспылило и выставило вон из кабинета. В стане охотников за Газетой воцарился траур. Внезапно в Московию примчался разъяренный шейх и, страшно ругаясь и дико вращая выпученными глазами, потребовал вернуть ему похищенную российскими спецслужбами Газету, обещая в противном случае устроить грандиозный международный скандал. В ходе второго раунда переговоров выяснилось, что Газета таинственным образом исчезла из личной коллекции шейха, а от тех ксерокопий, которые были откатаны с нее предусмотрительным шейхом, осталась только бумажная "лапша", нашинкованная бумагорезкой. Служебное расследование, оперативно проведенное начальством Юлова, установило его полную непричастность к пропаже Газеты, но доказать это выведенному из себя шейху не представлялось возможным... Международный скандал все-таки состоялся, и, хотя к тяжким последствиям для мира он, к счастью, не привел, но руководство Службы категорически запретило Юлову продолжать охоту по принципу "иди туда - не знаю куда, ищи то - не знаю что" и приказало впредь заниматься более конкретными делами. То бишь, охотой на Пришельцев... И тут хлынула целая лавина слухов. Все они были, так сказать, чисто служебного пользования и ходили "в узком кругу ограниченных лиц", то есть, исключительно в пределах Конторы, но установить источники их возникновения, если бы Юлов даже очень захотел это сделать, было невозможно. Разве можно переиграть профессиональных конспираторов?!.. Все эти слухи паразитировали на возможности того, что Юлов все-таки причастен к похищению Газеты из личного музея шейха, просто, мол, он провернул эту операцию чисто, профессионально и втайне от всех, даже от самых близких сотоварищей. Но по поводу дальнейшей судьбы Газеты открывался широкий простор для различных версий. Согласно одним, когда Юлов приступил к изучению печатного рупора Будущего, то обнаружил, что язык, на котором написаны статьи, не относится ни к одному из известных на Земле языков и не поддается расшифровке, вследствие чего в приступе досады Юлов был вынужден скатать Газету в комок и запустить его в мусоросборник... По другой версии, Газета была случайно употреблена Юловым не по прямому назначению, а для того, чтобы срочно завернуть в нее кусок сала шпик, селедочный хвост и картофель, отваренный в мундире, вследствие чего, Газета не потерпев такого издевательства, возмущенно самоликвидировалась. И, наконец, в соответствии с самым обидным слухом, непосредственное изучение Газеты Юловым якобы показало, что овчинка выделки не стоила, так как в ней нет никакой полезной - то есть, пригодной к использованию Службой - информации, кроме кроссвордов, ребусов, шарад; картинок-двойников, у которых нужно найти десять различий; ничего не говорящих прогнозов погоды; шахматных этюдов и анекдотов из жизни исторических личностей, начиная с Наполеона и кончая Брежневым... Юлов бесновался, когда ему добросовестно доводили содержание слухов относительно его взаимоотношений с Газетой, и постепенно пересуды угасли сами собой, как огонь, к которому перекрыт доступ кислорода... И вот теперь сам Сократ Константинович наступил на больную мозоль!.. По истечении недели стало окончательно ясно, что напасть на след Пришельца из парка едва ли удастся, а если и удастся, то именно - на след, и что его сообщник, который выдавал себя за капитана Сверра, исчез, вообще не оставляя и следа своего существования, Юлов решил, что надо не ждать милости от противника, а спровоцировать его на определенный поступок. У него созрела очередная гениальная идея, и парадокс заключался в том, что на этот раз ему удалось доказать Высокому Начальству, что его затея, какой бы безумной она ни казалась, категорически обречена на успех. Основные параметры операции были таковы. Требовалось заманить кого-то из агентов противника в ловушку путем дезинформации о некоем артефакте, якобы изобретенном в тиши закрытой лаборатории (при этом, в первую очередь, внимание Юлова привлекала НИЛ Департамента особых исследований как наиболее подходящая для создания системы искусственного интеллекта... или открытия холодного термоядерного синтеза... или дистанционного телепатического уловителя... или вечного двигателя, в конце концов!) и вот-вот могущем быть представленным широкой публике. Однако, следовало принять меры по обеспечению того, чтобы данная дезинформация попала именно тому, для кого была предназначена, а не агентам ЦРУ или, скажем, мафиозному клану Черных Отцов... И с этой целью Юлов и его помощники проявили, как им казалось, верх изобретательности. В Сеть, под видом утечки информации, была запущена программка, которая должна была ровно через год собрать из множества отдельных сегментов-приложений архивный файл, содержавший якобы некий доклад закрытой комиссии об успешных испытаниях Артефакта и защищенный таким кодом доступа, который в принципе мог бы взломать любой квалифицированный программист. Юлов не сомневался, что, в совокупности с тем фактом, что в ночь перед показом чудо-прибора общественности в лаборатории произошел бы при до конца не выясненных обстоятельствах пожар, уничтоживший все оборудование и материалы исследований, а через пару дней автор открытия был бы найден мертвым, подобная информация не останется незамеченной в далеком Будущем. Если противник и в самом деле владеет тайнами перемещения во времени, то он не удержится от того, чтобы направить непосредственно перед пожаром в лабораторию своего человека. ("Почему вы так в этом уверены, Александр Эмильевич?
– въедливо интересовалось Высокое Начальство, когда Юлов в своем докладе доходил до этого пункта. "Любопытство, - кратко объяснял Юлов.
– Я делаю ставку на их любопытство... Вот вам было бы любопытно узнать, каким образом в древней Индии могли получать сверхчистую сталь? Или откуда во времена египетских фараонов взялась атомная бомба?.. Так и им будет интересно узнать, как это нам удалось создать Артефакт!"). Засада в лаборатории была организована по всем правилам и гораздо тщательнее, чем в Центральном парке. Каждая дверь находилась под наблюдением скрытых камер, в разных местах здания были установлены всевозможные датчики, реагировавшие на тепло человеческого тела, на еле слышимый звук, на колебания воздуха и еще на массу различных факторов. А в зале, где в сейфе, по замыслу Юлова, хранился Артефакт, за стеллажами с пробирками, письменными столами и шторами прятались вооруженные парализаторами и прочими иммобилизационными средствами сотрудники Службы. Стрелять на поражение Юлов запретил своим людям напрочь, даже в том случае, если незваный гость, который проникнет в лабораторию, будет совершать поступки, непосредственно угрожающие жизни и здоровью присутствующих... Сам он прятался вместе с верным Алаиновым за высоким книжным шкафом возле самого сейфа-приманки, и в этом имел неоспоримое преимущество перед своими помощниками, вынужденными на протяжении нескольких часов пребывать согнутыми в три погибели. Был уже второй час ночи, когда вдруг датчик, расположенный в соседнем зале, мигнул на экране компов, указывая, что кто-то или что-то пересекло его инфракрасный лучик, и тут же погас. Непонятно было, что с ним стряслось, сработал он по ошибке или кто-то сумел каким-то образом мгновенно обнаружить микроскопический датчик в огромном зале, заставленном мебелью и приборами, и отключить его. Тем не менее, открывания двери лаборатории, закрытой на электронный замок и для пущей надежности - на обычный механический, как это ни странно, ни Юлов, ни кто-то еще из его сотрудников не заметил. Именно это и обусловило полнейшую уверенность членов засадной группы в том, что они имеют дело не с обычным вором, потому что проникнуть незаметно в лабораторию и, безошибочно пройдя сложным извилистым коридором между витринами и стендами с дидактическими макетами, музейными механизмами и неработающими аппаратами в нужный зал, минуя все приборы обнаружения и открывая бесшумно сложнейшие замки в два счета, мог бы только очень незаурядный посетитель... Посетитель, однако, прибыл, потому что, всмотревшись в полумрак, Юлов вдруг обнаружил, что возле сейфа с Артефактом стоит горбатая уродливая фигура, застывшая на одной ноге и прислушивавшаяся к тишине, и в одной руке у нее странный предмет, похожий на неизвестное оружие, а в другой - какой-то неразборчивый сверток. Он был так ошеломлен, что все тщательно продуманные ранее варианты задержания вылетели у него из головы. И, как вскоре выяснилось, не у него одного... Фигура достала из кармана какую-то штуковину и поднесла ее к сейфовому замку. Раздалось загадочное тихое шипение, и буквально через несколько секунд дверца сейфа, тихонько скрипнув, отворилась как бы сама собой. Юлов и Алаинов выскочили из своего укрытия за шкафом, и повисли на незнакомце с обеих сторон. Тот, однако, не растерялся. Юлова он отшвырнул ловким движением в одну сторону, к шкафу, а Алаинова - в другую, так, что он налетел спиной на стеллаж с колбами и произвел невообразимый грохот. "Свет!
– крикнул Юлов, как в кошмарном сне наблюдая за Пришельцем.
– Включите же свет, черт возьми!". Однако вместо того, чтобы включить в зале свет, молодой сотрудник Роберт Диспаров выстрелил в таинственного незнакомца почти в упор (потом Диспаров оправдывался перед взбешенным Юловым так: "Но вы же сами приказали стрелять, шеф!" - и на изумленное юловское "Что-о-о-о?" пояснил, что на жаргоне полицейских оперативников, из числа которых он был взят в Службу, выражение "включить свет" как раз и означает "выстрелить"), а, поскольку пистолет у него был крупного калибра, то фигуру буквально сдуло куда-то в угол, и когда все-таки включился свет, то пораженный Юлов увидел, как на полу обливается кровью обыкновенный мужчина средних лет, в черном трико в обтяжку, с рюкзаком за плечами, в черных кожаных перчатках на руках, а темным предметом и свертком, которые были у него в руках, оказались самые обыкновенные фонарик и сложенная в несколько раз сумка. Медлить было нельзя. Пуля угодила незнакомцу в грудь, чуть выше сердца, и кровь хлестала у него фонтаном из раны, которую он старался зажать слабеющей рукой. Юлов встал перед раненым на колени, словно собираясь просить у него прощения. С первого же взгляда ему стало ясно, что довезти Пришельца в больницу они уже не успеют, а подручных медицинских средств явно недостаточно, чтобы спасти человека при подобном ранении. Оставалось только попробовать вытянуть хоть какую-нибудь информацию из этого человека, прежде чем он испустит дух.
– Аудио-комп!
– крикнул не оборачиваясь Юлов своим людям, окружившим раненого плотным кольцом.
– И кардиостимулятор! Кто-то вложил в его руку прибор, другой воткнул в руку раненому длинную иглу синей ампулы и сдавил ампулу пальцами. Человек в трико глубоко вздохнул и приоткрыл глаза. Юлов щелкнул кнопкой включения записи.
– Как вы узнали о приборе?
– спросил он, стараясь говорить раздельно и отчетливо. Раненый булькнул неразборчиво. Потом еще раз. И еще...
– Вадим, - наконец, удалось разобрать Юлову бульканье раненого. Алаинов лихорадочно пощелкал перчаткой джойстика, глядя в экранчик своего комп-браслета.
– Среди сотрудников лаборатории никого с таким именем нет, - доложил торопливо он. Всё было ясно. Раненый опять стал закрывать глаза. Дыхание его учащалось и становилось с каждым вдохом хриплым, как у туберкулезника. Юлов повернулся к своим: - Укол!
– приказал он.
– Повторите, иначе он уйдет!.. Сотрудник, у которого была аптечка, растерянно похлопал ресницами: - Он же не выдержит, шеф!
– Я сказал - укол!!!
– рявкнул Юлов.
– Да не в руку, а в сердце, болван! Игла впилась в грудь раненого. Тот выгнулся дугой от боли и открыл глаза.
– Не бойтесь, - быстро проговорил Юлов, наклоняясь почти к самому лицу человека в трико.
– Вы не умрете. Мы доставим вас в больницу... Скажите только, кто еще работает вместе с вами в этом времени. Губы человека шевельнулись.
– Ру...
– просипел он, закатывая глаза.
– Кто?
– переспросил Юлов.
– Ру...
– повторил снова раненый. И явно нечеловеческим усилием сумел-таки договорить до конца: - Ружина... Глаза его закатились, и голова безвольно откинулась на пластиковый пол. Он был мертв. Юлов обвел ничего не видящим взглядом своих людей.
– Обыщите его, - приказал он. И повернулся к Алаинову: - Коля, - сказал он тихо.
– Бери столько людей, сколько нужно, задействуй все каналы, но к утру я должен знать, чту он имел в виду, - он опустил взгляд на труп неизвестного.
– А вы уверены, Александр Эмильевич?..
– начал было Алаинов, но Юлов не дал ему договорить.
– Да!
– крикнул он.
– Конечно! Разумеется! Он мог нам наврать, мог!.. Но ты пойми, Коля, - успокаиваясь так же внезапно, как и вышел из себя, сказал Юлов, кладя руку на плечо Алаинову.
– Ничего другого нам не остается, кроме как поверить, что хотя бы перед смертью они говорят нам правду...

* * *

За несколько кварталов от лаборатории человек в кабине турбокара, торчавшего на стоянке возле какой-то маленькой гостиницы, удовлетворенно кивнул, вытянув губы трубочкой. Это был тот самый доктор биотехнологии Вадим, с которым несколько часов назад общался в закусочной Леонид Букатин, только сейчас он был вовсе не пьян и ничем не напоминал бесшабашного молодого ученого. Потом он нажал на кнопку той коробочки, что была у него в руке, и биомагнитный микрофон-передатчик, прилепленный к запястью Букатина еще днем, беззвучно и незаметно самоуничтожился, распавшись на отдельные молекулы.

Глава 25

От волос исходил слабый, такой пьянящий и загадочный аромат. Кожа была такой бархатисто-нежной, что свои руки казались грубыми и шершавыми, и надо было действовать ими так, чтобы не сделать больно, а, наоборот, приласкать... "Надо будет завтра передать Букатину ответ Резидента... А вечером - доложить Резиденту о том, как Четверик отреагировал на это сообщение". Губы оказались упругими и жадными, и в груди сразу перехватило дыхание. Время медленно останавливалось, как ходики с неисправным механизмом, маятник которых качается чисто по инерции, готовясь вот-вот застыть неподвижно. "И, кстати, не забыть бы приложить к рапорту информацию, которая успела накопиться после предыдущего сеанса связи с Резидентом... Будем надеяться, что никакой идиот не вздумал заняться расшифровкой упакованного и заархивированного файла на сервере под логотипом @#$". Рука скользнула под тонкую, гладкую ткань, опускаясь все ниже и ниже. Кровь пульсировала в висках и в еле различимой голубой жилке на шее. Переставали иметь значение имена, место и время и еще много-много других факторов. Весь мир сосредоточен был в нетерпеливых, тесных объятиях... "Интересно, каковы были бы твои ощущения, если бы пришлось быть в постели с кем-нибудь из местных? Неужели тебе было бы так же хорошо с ним, как сейчас? Неужели этот кто-то вообще смог бы возбудить тебя до такой степени, что сама мысль о том, чтобы переспать с ним, не показалась бы тебе кощунством?!..Боже, какая же ерунда лезет в голову!"

– Сколько времени?
– спросила она, когда Рувинский вернулся из ванной.
– Около десяти.
– Он присел на край кровати, вытирая шею большим махровым полотенцем.
– А что, ты куда-то торопишься?
– Куда мне торопиться?
– возразила она.
– По-моему, спешишь куда-то ты, а не я... Мне-то куда спешить? Работа у меня на дому, любовь - тоже... И задание можно выполнять лишь с помощью компьютера... лазь себе по Сети да отправляй потом свой улов на указанный сервер... Так что мне вообще можно было бы не выходить никуда, Валерочка. Сиди себе в четырех стенах, как принцесса-затворница!
– Она задумалась, машинально накручивая на палец длинный локон.
– А вообще-то, если честно, я бы и не против такой жизни... Видеть не могу эти сытые, здоровые, самодовольные физиономии!.. И это их снисходительное отношение к прошлому - к нашему прошлому: мол, вот чудаки-то жили пятьдесят лет назад, таких простых вещей порой не понимали!.. Рувинский отложил полотенце в сторону и ласково погладил лежащую в постели по плечу.
– Ну что ты, лапонька?
– успокаивающим тоном сказал он.
– Не поднимай себе нервы... Ты лучше расскажи, над чем сейчас трудишься? Ружина махнула рукой.
– А, ничего особенного, - заявила она.
– Академическое собрание сочинений классиков загоняем в Сеть. Я только одного не пойму: на кой черт Информарий этим занимается? Можно подумать, что кого-то из местных когда-нибудь заинтересует Шекспир, Кафка или Достоевский!.. Им бы вон турбозвучок в каждое ухо, да музычку - желательно погромче, а на лоб - "вички", да клип - желательно попроще... Скоты они, хуже питекантропов - те хоть еще как-то развивались и в конечном итоге превратились в кроманьонцев, а эти... кроме как деградировать и выродиться в дебильных кретинов, ни на что уже не способны!.. Рувинский машинально взял со стола, заваленного старинными книгами и уставленного сканерами, принтерами, плоттерами и прочей электронной техникой, какой-то распадающийся на листочки томик и рассеянно полистал его.
– Солнышко, - сказал он.
– Ты слишком ненавидишь их... И потом, ты, как все женщины, а особенно - женщины, рожденные под знаком Льва, слишком категорична в своих оценках. Ты сама подумай: разве в наше время не было таких придурков, о которых ты говоришь? Да полным-полно!.. Разве в наше время все читали Диккенса и Чехова? Нет, конечно!.. В любые времена есть негодяи, и есть праведники. Есть ленивые - и есть трудоголики. Есть добрые альтруисты - и есть отвратительные эгоисты... Зря, пожалуй, он затеял этот спор. Ружина тут же вскинулась, будто ужаленная невидимой змеей.
– Ты еще скажи, что я завидую им!
– тяжело дыша, выпалила она.
– Что это самая лучшая из всех эпох!.. Что они достигли равенства, демократии и справедливости, какая нам и не снилась!.. Что они помнят наших отцов и наших современников, которые отдавали силы и жизнь ради того, чтобы им здесь, в благополучном, сытом будущем, жилось хорошо!.. И попробуй скажи, что их вообще не за что ненавидеть!.. Рувинский бросил книгу обратно на стол и взглянул на Ружину. В пылу обвиняющей речи она была прекрасна. Нефертити, да и только... Вовсе не скажешь, что лет пятидесят назад она дослужилась до капитана милиции. И уж тем более невозможно представить ее в милицейской форме.
– Ну, всё, всё!..
– умиротворяющим тоном сказал он.
– Давай не будем затевать никому не нужный диспут... сейчас не время для этого. Накинь на себя халатик, и будем пить кофе. Он ушел на кухню, а когда вернулся с подносом, на котором было всё необходимое для кофепития, Ружина сидела перед трюмо и сосредоточенно разглядывала свое лицо в зеркало. На ней был шелковый кремовый пеньюар, который очень шел ей. Судя по всему, она уже успокоилась. Рувинский небрежно смахнул со стола на кровать пачку книг и водрузил на освободившееся место поднос.
– Кстати, Руж, ты когда в последний раз общалась с Резидентом?
– осведомился он.
– Вчера? Или позавчера? Она продолжала обмахивать лицо кисточкой, то и дело опуская ее в пудреницу.
– Не-ет, - протянула она.
– Вчера и позавчера он почему-то не отвечал. Только сегодня, перед самым твоим приходом, откликнулся... Представляешь, я так растерялась, что совсем забыла передать ему очередное донесение! Только про этого Букатина, будь он неладен, успела спросить - и все!..
– И что он сказал?
– рассеянно поинтересовался Рувинский, разливая кофе из медной старинной турки в маленькие чашечки.
– Да брось ты наводить красоту и садись давай к столу!.. Ружина защелкнула пудреницу и развернулась на пуфике на сто восемьдесят градусов. Комнатка была такой маленькой, что от трюмо до стола можно было свободно достать, не вставая. Все было под рукой в этой пятнадцатиметровке, расположенной на двадцать пятом этаже экспериментального небоскреба в Выхино, построенного в период строгой экономии жизненного пространства.
– Сказал - не то слово, Валерочка, - поправила Ружина Рувинского.
– Это при разговоре люди говорят, а если общение происходит по радиомодему, то ты видишь слова собеседника на экране, и тогда, значит, надо говорить не "сказал", а "написал"...
– Какая разница?
– отмахнулся Рувинский, и тут же напоролся на употребляемое в таких случаях его любимой возражение: "Кто-то дает, а кто-то дразнится!". Слушай, ты такая грубая, Ружка-Стружка!.. Наверное, подследственные от тебя стонали и плакали и добровольно выкладывали правду-матку о своих гнусных преступлениях, лишь бы только не попасть к тебе вторично на допрос!..
– Да, я такая!
– шутливо подхватила Ружина.
– Таких интеллигентов, как ты, я пытала, вгоняя им кнопки в жопу! А всяких там убийц-маньяков и мафиозников четвертовала с помощью ножа для разрезания бумаг!..
– Она притянула его к себе за шею и звонко чмокнула в душистую щеку.
– А Резидент, между прочим, сообщил, что Букатину полагается ба-ольшой такой вантуз...
– Что-что?
– не понял Рувинский.
– Какой еще вантуз?
– Ах, да, я и забыла, что ты не силен в жаргоне, - засмеялась Ружина, отхлебнув из чашки ("Зато силен в другом", кокетливо парировал Рувинский, красноречиво скашивая взгляд на смятую постель).
– Вантуз у уголовников означает "отсос"... то есть, решительный отказ.
– Слушай, а кто такой этот Букатин? И как он нашел тебя здесь?
– Ну ты что, Валерик? Ну, я же тебе в прошлый раз рассказывала!.. В наше время этот ханурик обчищал квартиры зажиточных граждан, даже асом своего рода слыл, потому что, якобы, не было замка, который он не сумел бы открыть за десять секунд... И когда однажды он все-таки попался, то допрашивать его поручили мне. Вот тогда мы с ним и познакомились... даже ближе, чем брат с сестрой. Нет-нет, на допросах он держался нормально, не наглел, как некоторые... Бывает, попадаются личности, которые, видя, что следователь - женщина, начинают голую задницу демонстрировать в ответ на официальные предупреждения о том, что, мол, чистосердечное признание облегчает вину, и всё такое прочее... Но когда я поговорила с Букатиным по душам о том, о сем, то ужаснулась. У этого субъекта на уме были одни только деньги, представляешь?!.. Он с детства вбил себе в голову, что деньги решают всё, и даже мне, помнится, предлагал солидную сумму за то, чтобы я подправила кое-какие протоколы и тем самым скостила бы ему срок до минимума... Ружина задумчиво захрустела печеньем.
– В общем, посадили его тогда на полную катушку, и я забыла о нем. А тут вдруг понесло меня что-то в центр Агломерации - и вдруг: ба, знакомая морда лица!.. Нос к носу столкнулись мы с ним в том супермаркете, который раньше назывался ЦУМом, а теперь Бог его знает... все время забываю его название... Да, сначала мне не по себе стало: думаю, выдаст он меня полиции в отместку за прошлое знакомство. Но он и не собирался этого делать. Разговорились мы с ним, и тут он меня ошарашил: оказывается, он тоже работает на Ассоциацию!.. Что ж, думаю, наши там - совсем спятили, раз всякое отребье в качестве "референтов" в двадцать первый век засылают?!.. Или перевоспитался он коренным образом? А он поведал мне, как его завербовали... Просто в один прекрасный день его, Четверика - это у него такая кличка была в уголовном мире - за одно место взяла Ассоциация... прямо в квартире его поджидали, куда он залез, а квартира принадлежала известному депутату, и депутат тут же присутствовал... валялся, дохлый в стельку, весь в кровище... а на ноже - его, Четверика, пальчики... И люди из Ассоциации сказали тогда Букатину: выбирай - или мы тебя в милицию сдаем, а тебе за мокруху при отягчающих "вышка" светит, или поработаешь на нас... в далеком будущем, где ты будешь полностью свободен и обеспечен, но три года тебе не будет доступа в свое родное время, так что считай это как бы тюрьмой для себя... Четверик согласился. Но, видно, "реф" из него никудышный получился. Он же постоянно о деньгах думал, как бы побольше заработать, а здесь с его талантами особо не развернешься... И во время нашей беседы он мне говорит: ты там у своих, наверное, большим доверием пользуешься, раз на самого Резидента выход имеешь. Передай им мои требования... И тут он выложил... Знаешь, Валер, я всяких подонков и мерзавцев на своем следовательском веку повидала, но с таким первый раз сталкиваюсь. Он потребовал, чтобы ему за информацию платили бешеные деньги, можешь себе такое представить? А иначе, мол, я пойду и вас всех заложу в полицию!.. Рувинский допил свой кофе и аккуратно поставил чашечку на поднос.
– А ты не боишься, Руж?
– спросил он.
– Чего?
– Ну, хотя бы того, что вот завтра ты сообщишь этому Четверику о... о вантузе, а он действительно возьмет и заявит куда следует?
– Резидент сказал, что Ассоциация приняла кое-какие меры и ничего из затеи этого придурка не выйдет... И мне кажется, я знаю, чту он имел в виду. Ружина скорчила таинственную мину и закинула нога на ногу. Ноги были у нее просто прелесть... Рувинский представил, как она во время допроса какого-нибудь головореза, будучи в миниюбке, сидит в такой же позе, как сейчас, и тем самым доводит допрашиваемого до полного затмения сознания, когда он может сознаться в чем угодно... Интересно, почему она и здесь не пошла работать в полицию? Противно было работать на благо местных, спасая их от разгула преступности? Или у всех нас действительно в сознание внедрена мощная программа, которая побуждает нас держаться подальше от любых правоохранительных органов?..
– И что же?
– спросил вслух Рувинский. Потянувшись через стол так, что полы пеньюара у нее соблазнительно приподнялись, Ружина пощелкала клавишами компьютера, который был у нее включен двадцать четыре часа в сутки. На экране появилось лицо молодого мужчины. Видно было, что портрет представляет собой увеличенное во много раз изображение, как это бывает, когда человека снимают издали.
– Кто это?
– шутливо-грозным тоном спросил Рувинский.
– Соперник? Не потерплю!..
– Этого парня вовсю ищут местные, - пояснила Ружина.
– И знаешь, за что? За серию убийств!..
– Ну и что?
– недоумевал Валерий.
– При чем здесь?..
– А при том, - перебила его Ружина, - что он убивает не всех подряд, а только тех, кто, так или иначе, связан с Ассоциацией.
– Откуда ты знаешь, кто связан с Ассоциацией, а кто - нет?
– удивился Рувинский.
– Ты что, обладаешь способностью видеть людей насквозь?
– Мне сказал об этом Резидент. Все те, кого этот киллер уже прикончил, предатели, потому что они пытались вести с Ассоциацией двойную игру. И тогда их решили убрать... правильно, между прочим, решили... Лично я думаю, что Букатин тоже числится в этом списке. Рувинский поежился, будто по его спине пробежал холодок.
– И со многими он уже расправился, этот терминатор-ликвидатор?
– спросил странным голосом он. Ружина хохотнула.
– Ну ты даешь, Валерик!
– воскликнула она.
– Ты что, совсем инфо не смотришь?.. О каждом случае исправно сообщали по местным средствам массовой информации. И, если им верить, на сегодняшний день список жертв составляет человек пять... или шесть... Рувинский поднялся.
– Тебе еще кофе принести?
– спросил он глухо.
– Нет, спасибо, Валерочка, на ночь много кофе вредно. Вдруг я заснуть не смогу?
– И Ружина хитро прищурилась, склонив русоволосую головку к плечу.
– Ну, положим, заснуть я тебе и так не дам, - пообещал Рувинский.
– А я, пожалуй, еще хватану. Что-то в сон клонит...
– Стареешь, значит, - обвиняющим тоном сказала Ружина.
– Ага, старею... Вот будет тебе столько лет, сколько мне, посмотрим тогда, как ты себя ощущать будешь.
– Тоже мне, сравнил... жопу с пальцем, - грубовато возразила Ружина.
– У вас, мужиков, всё совсем по-другому. Вы вон и в сорок пять трахаетесь, как жеребцы, а мы, женщины, - существа хрупкие и недолговечные. Не успеешь оглянуться - бац, и климакс на пороге!.. Не удержавшись, Рувинский подошел и, присев на корточки, уткнулся лицом в ее мягкий, душистый пеньюар. Нежная рука обвила его шею, и он почувствовал, как в макушку его клюнул легкий поцелуй... Когда ему было хорошо с этой болтливой, взбалмошной, слегка занудной и фанатично преданной делу Ассоциации женщиной, то в голову не лезли всякие дурацкие мысли и сомнения. Но порой он невольно спрашивал себя, что же связывает их вместе, если у нее в том далеком времени остался любимый муж, а у него - любимая жена и почти взрослый сын, и если он и она так по-разному относятся к этому миру, который приютил их и которому они платили тем, что предавали его с каждым донесением, содержащим информацию о важных открытиях и исторических событиях, и разница в возрасте между ними составляет почти пятнадцать лет... Наверное, если это и была любовь, то какая-то особая ее форма, когда люди тянутся друг к другу не в силу того, что их объединяет, а в силу того, что их отличает друг от друга... Он сходил на кухню и заварил еще кофе, а когда вернулся в комнату, то Ружина что-то набирала на клавиатуре компьютера.
– Ты пей, пей, - сказала она через плечо, - а я тут чуть-чуть поработаю... Один материал для Резидента надо подготовить. Это "чуть-чуть" длилось почти полтора часа. Рувинский успел выпить уже третью чашку кофе и посмотреть какой-то фильм по голо, как вдруг выяснилось, что его Ружка-Стружка проголодалась, как волк, и тогда он нацепил на себя передник и отправился на кухню. Можно было, конечно, поручить приготовление ужина кухонному автомату, но он знал, что Ружина терпеть не может пищи, не приготовленной человеческими руками. В этом, как и во многом другом, она была страшной консерваторшей... консерватором... или как там правильно?.. Вообще-то ему действительно было уже пора ехать, но он сегодня почему-то тянул время. Было у него какое-то скверное предчувствие, что ли, хотя беды ни с какой стороны ждать вроде бы не следовало... Они уже заканчивали ужинать, болтая о том, о сем и уже не вспоминая ни о каком резиденте и ни о каком Четверике-Букатине, и ни о какой Ассоциации и ни о каких заданиях, как вдруг будто сам черт потянул Рувинского за язык.
– Слушай, Руж, - неожиданно для себя сказал он, - а ты не боишься, что ты тоже в списке у этого ликвидатора и что в один прекрасный день он нагрянет к тебе и предъявит счет? Она даже жевать перестала. Потом медленно-медленно отодвинула тарелку.
– Да ты что, Валера?
– сказала она, становясь вдруг бледной-бледной.
– Как у тебя язык-то поворачивается задавать мне такой вопрос?!.. Да я... Я же этих сволочей ненавижу больше всего на свете и всё делаю для того, чтобы им тут хуже стало, а раз так, то зачем Ассоциации меня убирать, зачем?!.. Он отвел в сторону свой взгляд. Действительно, это называется: ляпнул, будто в лужу... Уж кто-кто, а Ружинка может быть на этот счет спокойна. Ей вообще за ее бешеную преданность делу Ассоциации какую-нибудь медальку полагается дать...
– Да не волнуйся ты, Ружка, - стараясь говорить как ни в чем не бывало, сказал он вслух.
– Ну нет, так нет... Я просто так... Думаю: а зачем тебе портрет этого парня в своем компе хранить? Боишься, значит, его, раз хочешь наизусть выучить физиономию этого супермена...
– Дурак же ты, Валерочка!
– в сердцах сказала Ружина.
– Ну, почему я должна его бояться, почему? Я же никого из наших не предавала, работала на совесть... Да просто так я его портрет храню, просто так, на всякий пожарный случай. Вдруг нас с ним судьба сведет, и тогда...
– И тогда ты ему отдашься как своему любимому герою, - с ехидцей предположил Рувинский. Это уже было слишком, но он понял, что сегодня переборщил с иронией, лишь тогда, когда Ружину понесло. Да, крикнула она ему в лицо. Да, такому мужчине не грех и отдаться, потому что, в отличие от некоторых интеллигентных нытиков, он единственный, кто делает свое дело, и делает это хорошо, несмотря на тот каждодневный риск, которому подвергается. Если бы каждый из нас выполнял свои обязанности как положено, то и не нужно было бы посылать сюда таких настоящих мужиков!.. Просто не надо забывать, что мы сюда не загорать и не прохлаждаться прибыли, а работать в тылу врага и что от того, как мы здесь будем работать, будет зависеть судьба всего мира - в первую очередь, нашего... Если мы будем работать честно, то наши родные и близкие смогут избежать несчастий и бед, болезней и... и смерти!.. Голос Ружины предательски задрожал, и Рувинский знал, почему... Больше пятидесяти лет назад Ружина Яхина, один из лучших офицеров-аналитиков Министерства внутренних дел, вышла замуж за человека, которого очень любила. Они прожили вместе всего три года - три счастливых года. К сожалению, а, может, и к счастью, дети у них не получались, и врачи, когда они обратились к ним, только бессильно развели руками... Потом муж Ружины стал жаловаться на какое-то странное недомогание. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже, хотя от капитального обследования он неизменно отказывался с нарочитой бодростью. Видимо, внутренне он уже понимал, что безнадежен... Когда ему стало совсем невмоготу, и его положили в больницу, то лечащий врач пригласил Ружину в свой кабинет и, не особенно подбирая слова, с жестокой честностью сказал: "Рак четвертой стадии... Мужайтесь, ничего уже сделать нельзя. Только наблюдать и колоть наркотики... до тех пор, пока он не привыкнет к дозе, и тогда придется делать его наркоманом до последних дней жизни". Ружине показалось, что пол уплывает из-под нее, и она упала бы в обморок, если бы ей не стыдно было показать свою слабость этому капитулянту в белом халате. "И что вы предлагаете?", спросила она, не слыша своего голоса, и врач пожал плечами: "А что тут можно предложить? Вы же не согласитесь, чтобы я ввел ему в вену яд"... Она не помнила, как вышла из этого страшного кабинета, в голове ее билось только одно: "Не может быть, не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать!".. Тут ее и перехватил человек - тоже в белом халате, но, как вскоре выяснилось, к больнице никакого отношения не имеющий. Представившись уполномоченным некоей Ассоциации, неизвестный предложил Ружине... спасти своего мужа. Как? Очень просто!.. Никто не знает, как можно лечить раковые заболевания. Но это - сейчас, в нашем мире... А, как по-вашему, лет этак через пятьдесят, ученые отыщут надежный способ? Возможно?.. Что ж, вот и отправляйтесь туда, чтобы переправить нам оттуда рецепт борьбы с неизлечимым недугом, и тогда ваш муж будет спасен. Только - услуга за услугу!.. Вы же понимаете, что мы не можем тратить безумное количество энергии только ради того, чтобы вы могли добыть в будущем нужные вам сведения и вернуться обратно. Придется поработать некоторое время, отправляя нам еще кое-какую информацию... ведь вы же привыкли работать с информацией, не так ли?.. а потом мы благополучно вернем вас обратно - так, чтобы вы своими глазами могли видеть выздоровление вашего супруга... Ружина вдруг замолчала и уставилась на Валерия так, будто видела его впервые.
– Что?
– испуганно спросил он.
– Что ты так смотришь на меня? Бывшая милиционер, а теперь - сотрудница Информария взирала на Рувинского, как живое воплощение больной совести.
– Валера, - вдруг тихо сказала она, и по позвоночнику Рувинского вновь пробежал странный холодок, - скажи, а почему ты так подумал про меня? Ты что, тоже боишься?.. Значит, и ты?.. Слов у нее явно не хватало, но Рувинский понял смысл ее вопроса. Он опустил взгляд в свою тарелку и принялся преувеличенно спокойно резать мясо. Тишина сгущалась в маленькой кухоньке почти зримо, и надо было не дать ей сделаться совсем густой, иначе она могла превратиться в стену между ними.
– А если и так, то что?
– спросил, с трудом двигая губами, он.
– По-твоему, я тоже предатель?
– Но почему? Ради чего ты это делаешь? Глаза у Ружины сделались огромными и пустыми. А губы еле-еле шевелились на бескровном лице. Валерий отложил вилку и нож и откинулся на спинку стула.
– Почему?
– переспросил он.
– Тебе этого не понять, Ружа...
– По-твоему, я такая тупая?
– Нет-нет, дело не в тебе... Я и сам-то не до конца разбираюсь в своих мотивах...
– Ну-ну, - ледяным тоном процедила она, не отводя от него взгляда.
– Какие мы сложные и загадочные!.. А ты все-таки попытайся объяснить, Валерик... Он крякнул от досады. Ну почему, почему она вот такая упертая?!.. Ну, разве нельзя спокойно выслушать его и постараться понять? Обязательно надо сразу ненавидеть? Ему же и так трудно было признаться, но он все-таки сделал это, потому что считает, что они близки по-настоящему... он как бы тем самым выписал ей аванс своего доверия, а она!.. Что ж, пусть тогда пеняет на себя!..
– Хорошо, - решительно сказал он.
– Вот ты сказала: пусть каждый честно выполняет свое дело. Тем более, такое благородное, как предупреждение своих современников о многочисленных опасностях, подстерегающих их на тернистом пути исторической эволюции... Что ж, я тоже сначала исправно отправлял в Ассоциацию донесения... так называемые "рефераты"... и участок у меня, как тебе известно, не из пустяковых: градостроение и архитектура. А в этой области - открытия, новые материалы, изменение исторического облика городов, жилищ, разные катастрофы, вызванные недальновидностью проектировщиков либо халатностью строителей... Я, как самый последний идиот, думал, что моя информация будет использована в конце двадцатого века на благо сотен тысяч, миллионов людей. Ради этого можно было закрыть глаза и на неэтичность того способа, каким мы доставали эту информацию - ведь это самое настоящее воровство, Ружина!.. Нет уж, выслушай меня до конца, - сказал он, видя, что она собирается что-то возразить ему.
– Вы называете это разведкой, но ведь любая разведка - это прежде всего воровство, только мы, в отличие от обычных шпионов, воровали не у враждебных держав и даже не у конкурирующей фирмы, а у своих же потомков! У наших детей и внуков! А, если копнуть еще глубже - у самих себя!.. Мы старательно обворовывали этот мир, стремясь нахапать информацию поважнее да побыстрее и уговаривая себя тем, что якобы она призвана спасать людей и обеспечить счастье всенародного масштаба!.. А на самом деле за пределы сейфов Ассоциации эта информация не выходила. Главари Ассоциации, столь пекущиеся на словах о народном благе, использовали и используют таких, как мы с тобой, исключительно в своих собственных целях. Ты вот поставляешь им рецепт лечения рака в запущенной стадии - а они, вместо того, чтобы применить его в массовом порядке, наверняка используют в закрытых лечебницах и госпиталях для того, чтобы ставить на ноги членов нашей политической элиты... Я сообщаю им данные о новых способах скоростного и надежного возведения высотных зданий, но в городах по-прежнему лепятся, как попало, однообразные коробки, порой держащиеся на одной только точечной сварке!.. Зато моя информация применяется, должно быть, для строительства личных дач и загородных особняков, которые будут проданы бесящимся с жиру "деловым людям"!.. И ничего с этим нельзя поделать, ничего!.. Остается только в один прекрасный день разорвать этот порочный круг самым доступным тебе способом: перестать снабжать их какой бы то ни было информацией. На это трудно решиться, пойми, Ружечка, и даже не потому, что ты и такие, как ты, не имеющие представления о порочности той системы, куда нас с тобой втянули обманом и сладкими посулами, назовут такой поступок предательством... Просто потому, что ты знаешь: перестав работать на Ассоциацию, ты не только навсегда отрезаешь себя от дома, но и приносишь горе и страдания своей семье, своей жене и своим детям, которые останутся сиротами без тебя!.. Рувинский умолк и дрожащими руками налил себе в стакан воды. Только выпив его до дна, он решился взглянуть на Ружину. Она сидела, машинально катая по столу комочек хлебного мякиша. "Господи, - взмолился Валерий, - ну сделай так, чтобы она поняла меня!"... Но, видимо, Господь сегодня не был расположен выполнять просьбы, обращенные к нему. По-прежнему не поднимая взгляда, Ружина тихо сказала: - Слюнтяй - вот ты кто, Валерочка... Слюнтяй, трус и лжец. Ты просто-напросто решил дезертировать, сбежать с опасной линии фронта в благополучный тепленький тыл, а чтобы тебя не мучили жалкие огрызки совести, ты придумал красивую и весьма убедительную версию о зажравшемся командовании, которое якобы присваивает захваченные в кровопролитных боях трофеи в свое личное пользование...
– Ружина, - попытался сказать Рувинский, но она не слушала его.
– Что ж, - продолжала она, не поднимая глаз от стола, - беги, дезертируй, спасайся... Только знай: отныне я тебя презираю и ненавижу так же, как этих, местных!..
– Ружина!..
– Уходи, - попросила она.
– Уходи немедленно!
– Ружа!..
– Прошу тебя: уходи. И никогда больше не приходи ко мне!..
– Что ж, - вставая и зачем-то озираясь, сказал Рувинский, - вот и поговорили по душам!.. Уже в дверях он обернулся: - Передавай от меня привет Резиденту!
– И, не удержавшись, добавил: - Надеюсь, вы с ним вскоре сможете общаться не только по модему, ведь у вас с ним так много общих точек для соприкосновения... Он едва успел пригнуться. Тяжелая хрустальная сахарница ударилась в стену рядом с его виском. Зря он уклонялся - лучше бы прямо в висок...

* * *

Прямо на поросшем травой пустыре, пересеченном железной дорогой, которая, если судить по ржавчине на рельсах, не использовалась уже многие годы, покосившись на один бок, торчала ветхая будка Кабины Уединения. На ее выцветшем боку еще сохранились остатки какой-то рекламы. Непонятно было, кто ее водрузил на этот пустырь, и уж тем более было удивительно, кто мог ею теперь пользоваться вокруг были дома с окнами, заколоченными досками, а ближайшим обитаемым островком являлся закопченный ангар столетнего гаража, возле которого в кучах металлического лома с утра до вечера с непонятной целью ковырялись несколько людей в промасленных комбинезонах. Наверное, кабина их заинтересовала бы только в том случае, если она была бы сделана из металла... Зато обзор отсюда подъезда той кирпичной махины, в которой проживал Букатин, был превосходным. Грех было не воспользоваться таким наблюдательным пунктом. Не зря полицейские полагали, что Кабины Уединения, эти расставленные в общественных местах сооружения из анизотропного стекла, похожие на увеличенные во много раз капли и именуемые в народе "изоляторами", были изначально предназначены исключительно для засад да скрытой слежки... Оглядевшись, чтобы убедиться в отсутствии других наблюдателей - за ним, а не за зданием - капитан Сверр подкрался к Кабине и дернул ручку. Но она не поддалась. Судя по всему, "изолятор" уже был кем-то занят. Словно подтверждая это предположение, из Кабины донеслась грязная и очень угрожающая брань. Сверр знал, что замок в двери Кабины - чисто символический, а посему извлек свой пистолет и Жетон и предоставил обитателю Кабины десять секунд для выбора: или добровольно очистить помещение - или получить пулю в лоб за сопротивление полицейскому, находящемуся при исполнении... Как и следовало ожидать, тот выбрал первый вариант и, что-то бурча себе под нос, вывалился из Кабины задолго до истечения установленного Сверром срока и кинулся за угол ближайшего барака. Сверр занял освободившееся место и вынужден был некоторое время адаптироваться к некоему подобию газовой атаки. Судя по стойкости ароматов внутри Кабины, бродягу, использовавшего ее как жилище, вовсе не смущало то обстоятельство, что туалетный блок в кабине давно не функционировал. Сверр поудобнее устроился в продавленном кресле из полихлорэтана и принялся ждать. Чтобы скрасить ожидание, он включил радио с хрипящим от сырости и повреждений, но все еще достаточно разборчивым динамиком. Было раннее утро. Ожидание могло затянуться на несколько дней, но Сверр готов был сидеть столько, сколько потребуется. Он предусмотрительно запасся пищевыми суперконцентратами и "Виталайзером", позволявшим поддерживать себя в тонусе без сна и пищи в течение недели. Однако, столько ждать Сверру не пришлось. Капитан не знал, что тот, за кем он охотится, уже находится возле двери мансарды Букатина.

* * *

Вообще-то Ружина Яхина не должна была лично ехать к Букатину. По указанию Резидента ей следовало сообщить незадачливому шантажисту об отказе Ассоциации повысить оплату за его референтскую деятельность по видеосвязи. Но когда на ее десятый и сотый вызов Букатин не откликнулся, Ружина решила сама отправиться в его квартиру, местонахождение которой она установила с помощью закрытой адресно-справочной системы Информария, предназначенной для пользования полиции и специальных служб. Еще в самом начале своей скромной карьеры в качестве оператора сканера Всемирной информационно-библиотечной сети под кратким названием "Информарий" Яхина позаботилась раздобыть коды доступа к тем разделам, которые могли бы пригодиться для ее тайной деятельности. Теперь это пригодилось. Судя по адресу, Букатин жил в традиционно промышленно-складском районе, который еще во времена Москвы был пересечен товарной железной дорогой. Трущобы Марьиной Рощи... Значит, надо запастись каким-нибудь средством самозащиты. Яхина полезла в свой домашний тайничок, где среди всяких безделушек и фотографий, на которых она и ее муж стояли на фоне еще целой Останкинской телебашни, хранился старый пневматический пистолет "кроссман" (в памяти всплывал рекламный ролик, под влиянием которого она в свое время и приобрела пистолет: "Крошка-сын к отцу пришел, и спросила кроха: "Папа, "кроссман" - хорошо?"... Отец сказал: "Неплохо!"). Пистолет уместился в сумочку так, будто последняя была специально приобретена для хранения и переноски оружия, и довольная Ружина отправилась в путь. Нет-нет, она, конечно, не собиралась использовать "кроссман" для того, чтобы выбить из него предателю глаз или прострелить ногу. Хотя, если быть честной до конца перед самой собой, то эта мысль все-таки приходила ей в голову...