Я заметил скачущего следом за Дедушкой генерала Резухина с несколькими нарядными офицерами дивизии. За ними, в таких же, как у меня, алых тарлыках с желтой нарукавной повязкой и знаком «сувастик», двигалась конным порядком гвардия самого хутухты.

Процессии не видно было конца. Мне стало не очень интересно смотреть на многочисленных лам и князей, замыкавших шествие. Я старался разглядеть богдо-гэгэна и барона Унгерна, которые в окружении свиты входили в ворота священного храма Майдари.

– Я что-то пропустил? – Рерих улыбался, глядя на мое удивленное лицо.

Вид он имел необычный, тарлык его был оранжевого цвета и опушен соболем, как и у Вольфовича. Соболья шапка украшена серебристой кокардой с изображением двуглавого дракона, на плечах желтые погоны со знаком «Ом». Портупея, ремень с кобурой, ташур в руках. Рериху шла униформа нового образца.

– Добрый день, Рерих! Все только началось. – Вольфович, прищурившись, переглянулся со мной, обвел скучающим взором шеренги и объявил: – Тут еще несколько часов церемонии будут продолжаться, затем торжественный обед. Там и встретимся!

С этими словами Вольфович откланялся и, проворно орудуя локтями, стал прокладывать себе дорогу между плотно стоящими офицерами. Его шапка еще некоторое время маячила над шеренгами, а потом исчезла из виду.

– Ивановский, сегодня в десять вечера приходи в лапшичную к дунганам, – полушепотом объявил Рерих и, оглядевшись по сторонам, притянул меня ближе.

– Что-то случилось? – встревожился я.

– Сегодня случится. Возможно, понадобится и твоя помощь. Мы запланировали на вечер изъятие ценностей из здания Комендантской команды.

Мне захотелось задать вопросы, но Рерих отрицательно мотнул головой, пресекая мою любознательность. Некоторое время молча стояли в строю. Я удивлялся самообладанию Рериха, он казался невозмутимым, на лице его была неизменная улыбка, лицо, правда, выглядело бледноватым, а зрачки расширенными. Прошел час, может, чуть больше. В храме играли трубы и происходило какое-то действо. Неожиданно над площадью прозвучал артиллерийский залп, и из распахнутых храмовых дверей вышел ведомый ламами под руки барон Унгерн, увенчанный каким-то странным, богато украшенным колпаком. Последовал еще один артиллерийский залп. Барона вели вдоль шеренг. С третьим залпом храм покинул богдо-гэгэн, и толпы людей шумно приветствовали его появление. Прозвучало еще около двадцати залпов, означавших, что церемония коронации подошла к концу. Хутухта усаживался в карету, а барон, вскочив на Машку, обскакал по периметру площадь, держа над головой своей ярко блестевшую на зимнем солнце шашку.

– Все. Теперь богдо-гэгэн провозглашен монархом, а наш Дедушка официально признан богом войны! – произнес я.

Рерих даже не посмотрел в мою сторону. Он, казалось, размышлял о чем-то своем, глядя поверх голов куда-то вдаль.

Вечером в лапшичной у дунган стоял чрезвычайный шум и гомон. Кабак был забит людьми до предела, обслуга бегала вдоль столов, принимая заказы и разнося тарелки с едой, многочисленные чайники и термосы. Номера все тоже оказались заняты, но, как постоянным клиентам, нам выделили небольшую келью со столом, куда и принесли лапшу и чай.

– Все пошло не так, как мы планировали, – объявил Рерих. Прямо из-за пазухи своего тарлыка он выудил склянку с кристаллами. – Одежда для степняка удобная, но вот карманов нет. Не привык я все за ворот складывать.

Монголы действительно не мучились вопросом, куда девать всякую полезную мелочь. Тарлык плотно подпоясывался кушаком и застегивался на боку. Образовавшаяся в теплом халате полость и служила импровизированным карманом. Кстати, как я заметил, свои тарлыки жители Халхи носили, не снимая, круглый год. Я начал оценивать по достоинству новую форму, особенно сапоги, фуражку оставил в штабе, слишком уж в ней мерзли уши и моя лысая башка. А вот выданную в комплекте папаху из овчины надевал с огромным удовольствием.

– В соответствии с нашим планом все должно было пройти совершенно бескровно. Сипайло ставилась задача во время сегодняшних празднеств сначала опоить охрану Комендантской команды водкой, потом выдать чарасу и под занавес выставить им «особую четверть» – настойку самогона на травах и опиуме. После этого все казачки должны забыться крепким сном. Далее мы с Казагранди, который тайно прибыл в Ургу вчера ночью, в условленное время появляемся в здании, аккуратно перекладываем золото из деревянных ящиков в брезентовые мешки и выносим их наружу. Наша часть работы заключается в том, чтобы загрузить автомобиль Казагранди слитками, оставив все ящики в хранилище с виду нетронутыми. Ревизии золотого запаса, со слов Макарки, ни разу еще не проводились, так что пропажа вряд ли обнаружится в ближайшие месяцы. Утром в девять часов на пост заступает новая команда охраны, старая идет в казармы отсыпаться. Этот сценарий несколько раз проиграли вместе с Сипайло, накладок не должно было случиться!

Рерих высыпал из склянки немного кристаллов, раздавил их ножом, сделал четыре дорожки и, приняв свою часть, положил трубочку передо мной. Мой метамфетамин забрал Унгерн, и уже больше двух недель я не нюхал этого бодрящего порошка. Просить Рериха о новой склянке мне было как-то неловко, ведь он уже давал мне разумный совет прятать кристаллы подальше от чужих глаз.

– Сипайло решил сделать по-своему. Когда мы с Казагранди в роли водителя прибыли на автомобиле к зданию банка, Макарка выскочил к нам возбужденный, размахивал наганом и трясся, как малярийный. Он провел нас в подвал, сбивчиво рассказывая по дороге о том, что произошло. По его словам выходило, что для усиления охраны на время праздников барон выделил людей из бывшей японской сотни майора Судзуки.