– Байкал, замолчи! – рявкнула она на псину, и та, послушно закрыв пасть, проволокла за собой тяжелую цепь и улеглась к ногам хозяйки. – Вы Ивановский?

– Да, я Ивановский, Максим Михайлович меня сегодня пригласил на ужин. Он дома?

– Проходите! Байкал вас не тронет. – Женщина отворила калитку, и я прошел к дому, бросив беглый взгляд на огромного пса, который, судя по скучающему взгляду, потерял ко мне всякий интерес. – Максима еще нет, но он должен вот-вот приехать.

– Так, может, я попозже зайду?

– Проходите в дом! – добродушно велела хозяйка, и я повиновался.

В доме было тесновато, но довольно чисто. В углу стояли образа. Я из вежливости перекрестился.

– Сапоги снимать не нужно. Вот о тряпочку ноги вытрите, и к столу! Меня Варварой зовут.

Женщина привыкла командовать. Я представил себе, как крепкий коренастый полковник Михайлов, приходя домой, становится смиренным и покорным домочадцем, исполняющим указания своей фундаментальной супруги.

– А как вас по батюшке? – поинтересовался я.

– Да что вы, просто Варвара. У нас можно без этих церемоний.

– Хорошо, тогда зовите меня Кириллом.

Я хотел присесть с краешку, но Варвара усадила меня во главе стола – должно быть, на любимое место полковника Михайлова. Мне стало неловко. Говорить с хозяйкой вроде бы не о чем, молчать невежливо… Спасало то, что жена Михайлова тараторила без остановки, и мне оставалось только поддакивать, отвечать на вопросы и изредка что-нибудь уточнять. Она бегло рассказывала городские новости, спрашивала про жизнь в Урге и как-то между делом поинтересовалась моим семейным положением.

– Вы, Кирилл, женаты? Дети у вас есть? – Хозяйка неторопливо выставляла на стол тарелки и приборы.

– Дети есть. Взрослые уже, а жена умерла. Я вдовец.

Варвара оставила в покое посуду, задумчиво посмотрела на меня, вытерла руки о передник и, грустно улыбнувшись, задала неожиданный вопрос:

– Водки хотите?

– Хочу, – так же неожиданно соврал я.

Полковничиха поспешила прочь, колыхаясь всем своим тучным телом. Водки мне не хотелось, но она, пожалуй, слегка разрядит обстановку. Где же этот Михайлов? Как я умудрился не уточнить время ужина…

– Водка китайская рисовая, я ее на меду настаивала, чтобы запах вонючий отбить. Максим мою водку нахваливает! – Варвара говорила почти ласково, – очевидно, мое вдовство затронуло в ее сочувствующей душе какие-то неведомые струны. Налила она мне почти полный стакан, дала на закуску большой мятый соленый огурец и приказала: – Пейте!

Я выпил. Пошла довольно мягко. После мороза и пронизывающего студеного ветра это был глоток тепла, которое медленно растекалось внутри. Прислушивался к ощущениям, держа огурец в руке, – ощущения были исключительно приятными. Варвара заулыбалась от умиления. За окном загремела собачья цепь. Скрип дверей, топот ног, сбивающих снег.

– Максим пришел, – засуетилась хозяйка и побежала навстречу мужу, чтобы помочь ему снять шинель.

– Ивановский, извини, что задержался! – На пороге появился Михайлов, перекрестился на образа, звонко шлепнул по заднице охнувшую от неожиданности Варвару и направился к столу.

Я привстал со своего места, решив уступить его законному хозяину. Тот жестом меня остановил, сел напротив, повернулся в сторону убежавшей с шинелью жены и повелительно крикнул ей вдогонку:

– Что, стакана мне тут до Христова пришествия ждать?

– Сейчас, Максимушка! – Заботливая Варвара поспешно подала стакан на подносе и деревянную плошку с солеными грибами. – Вот грибочки наши попробуйте, Кирилл! Сейчас я картошечку донесу.

– Женат? – осведомился хозяин, разливая из бутыли медовую водку.

– Вдовец, – кивнул я, принимая от Михайлова стакан.

– Сватала уже? – улыбнулся полковник.

– Да что ты, Максимушка! – кокетливо отмахнулась Варвара. – мы с Кириллом о новостях разговаривали.

– Знаю я тебя. Глазом не моргнешь, как сосватает. У нее тут подруги в городе, бабье царство! Девок незамужних уйма: у кого дочь, у кого сестра, есть и вдовы, конечно… Что за мания всех женить? Ивановский мужик молодой еще, пусть свое догуляет!

– Ну кто же спорит, – смиренно согласилась жена.

Мое представление о домашнем укладе этого самобытного семейства рушилось на глазах. Полковник и дома командовал, приводя одним своим присутствием супругу в благоговейный трепет. Изменения, произошедшие в ее поведении, были разительны, повелительные интонации исчезли, вальяжная размеренность движений сменилась угодливой суетливостью.

Еда в доме Михайловых была простая и вкусная. Хлеба и пирожков на столе не оказалось, мясо подали, но не в таком количестве, как у Блонского. Тем не менее мне тут нравилось значительно больше. Несмотря на хамоватый тон полковника, чувствовалось, что жену свою он любит и она отвечает ему взаимностью, проявляя тепло и заботу, стараясь угадать его незамысловатые желания и доставить ему радость.