Она отписалась адвокату, заведующему отделением и старшей медсестре. Отправила короткое сообщение в общий чат с подругами и нырнула за ширму. Не просто же так за дверью горит свет.

За гостеприимно приоткрытой дверью её ждала гардеробная, заполненная до отказа женской одеждой, комплектами белья на маленьких деревянных вешалках и обувью.

Она пробежалась глазами по тряпично – обувному великолепию.

Отдельно стоящее вешало было заполнено до отказа домашними костюмами.

Шелк, хлопок, лён, шерсть. Халаты, платья, брюки, кофточки, майки, футболки.

Внизу, кокетливым рядком стояли разноцветные домашние слиперы, угги, домашние тапочки на каблучке с опушкой, сабо.

По классическому сценарию «гордость и феминизм» нужно было нахмуриться и полчаса думать о том, что это неприлично. Да как он мог?! Я в состоянии сама выбрать себе гардероб! Я самостоятельная взрослая женщина! Это оскорбительно!

По сценарию «мечта содержанки» полагалось одеть самый откровенный домашний костюм. Вон тот, красный, шёлковый подошёл бы на сто процентов.

Спуститься и отблагодарить мужчину «ласками Гебы», древнегреческой богини вечной юности.

«Вот зачем ты об этом подумала?» — прикусила губу Ксения. — «Так. Надо срочно себя чем – нибудь отвлечь!»

Ксения не относила себя ни к феминисткам, ни к содержанкам.

Она была просто умной женщиной, поэтому выбрала белый шёлковый брючный костюм.

Короткая кофточка с вырезанными плечами, широкие летящие брюки с длинными разрезами по бокам, комплект белого кружевного белья и серебристые домашние тапочки на каблучке с опушкой.

Игриво. Воздушно. Стильно.

Душ. О, да!

Воспользоваться средствами гигиены и уходовой косметикой, ровными рядами расставленной по полочкам в ванне с мыслью, «когда он успевает обо всём подумать…» Просушить волосы полотенцем и оставить распущенными.

Всё. Она готова. Не понятно, к чему, но точно готова!

«Котята!» — вспомнила Ксения. — «Алекс! Я надеюсь, о них ты тоже позаботился!»

В холле первого этажа её встретила трёхметровая, элегантно наряженная ёлка.

Фонари на лестнице щеголяли красными колпаками с белым мехом.

Арки, ведущие в правое и левое крыло дома и кабинет хозяина, украшали гирлянды из игрушечных белых валеночек с красными и зелёными помпонами.

Запах выпечки напомнил Ксении, что ужин ей заменил очень продолжительный сон.

На кухне колдовала Надежда Степановна.

На плите шкварчало и бурлило. В духовке, ровными рядами выстроились пухлые пирожки.

В зоне столовой по середине большого круглого обеденного стола стояла миниатюрная ёлочка в зелёном глиняном горшке, украшенная игрушками в виде разноцветных подарочных коробочек и конфет.

В плетённой лежанке спали довольные жизнью котята.

— Здравствуйте, Ксения! — тепло улыбнулась Надежда Степанова. — Чай будете с пирожками? Супчик куриный есть, салатики, рыба запечённая. Алекс волновался, что вы не поужинали.

— Добрый вечер, Надежда Степановна! Чай буду с пирожками. Спасибо! — ответила Ксения. Села на ближайший стул и неожиданно для самой себя горько расплакалась.

— Батюшки, мои! Ксения! — удивлённо воскликнула женщина. Бросила в раковину половник и подбежала к спрятавшей лицо в ладонях Ксюше. — Что случилось?

Ксения попыталась взять себя в руки, но не смогла и разрыдалась в голос, уткнувшись носом в красный фартук на груди Надежды Степановны.

— Тихо, дочка, тихо, — ласково погладила её по волосам женщина. — Всё перемелется. Мука будет. Пирогов напечём. Ты с какой начинкой больше любишь?

— С яблоками, — сквозь слёзы прошептала Ксения.

— Ксюша! — разлетелся по дому взволнованный рык Алекса.

Надежда Степановна и Ксения одновременно вздрогнули. Через пару мгновений она уже висела на мужчине, обняв его руками и ногами.

— Маленькая, успокойся, прошу тебя…, — Алекс носил её на руках по холлу первого этажа, туда – сюда.

Он не решился её усыпить или воздействовать на сознание. Он просто ходил по холлу и шептал ей, как ребёнку успокаивающие слова. Горькие слёзы и тягучая как смола, душевная боль его женщины рвали его контроль и тёмную душу.

— Ксюша, огонь мой! Что случилось?! Просто скажи! Я всё решу, куплю, исправлю! Просто скажи!

Она крепко его обнимала и постепенно успокаивалась. Его глубокий рокочущий баритон обволакивал её невидимой защитной стеной и успокаивал.