Шрифт:
—Пожалуйста, — в очередной раз протянула я. — Я хочу домой.
— Мы туда и едем, — усмехнувшись, пожал плечами Дмитрий. — К нам домой.
Внезапно он опустился на корточки возле моего сидения — так, что наши глаза оказались почти вровень — и произнёс:
—Янка, я не оставлю тебя одну в таком состоянии. На сегодня наш уговор о раздельном проживании отменяется — ты переночуешь дома.
Глаза мужчины, напряженно вглядывающегося сейчас в моё лицо, так сильно напоминали глаза моего любимого, что мне в очередной раз стало физически больно.
—Я не могу. Сейчас. Находиться. Рядом. с тобой. — Не сдержавшись, отрывисто прорыдала я сквозь зубы. — Ты это понимаешь?
Лицо Соболева лишь на одно мгновение приобрело какие-то человеческие эмоции, тут же вновь став непроницаемым.
— Ты моя жена, — напомнил Соболев о моём несчастии, поднимаясь на ноги. — У тебя нет выбора, кроме как подчиниться мне, дорогая.
Я ненавидела его сейчас только за то, что это было правдой. За то, что он не просто вонзил в меня нож, он ещё имел возможность бесконечно много раз проворачивать его внутри моего тела… нет, не тела— души, окончательно её этим убивая.
Я не очень запомнила, как мы доехали до дома. Соболев настоял на том, чтобы я пересела на переднее сидение, и всю дорогу не спускал с меня взгляда.
Я не поворачивала к нему голову — я чувствовала кожей этот его взгляд. Смотрела вперёд — видела пустоту, черную яму, в которую меня подталкивал взгляд Соболева.
Я не понимала, зачем это ему? Неужели он не видит, что убивает меня, ломает свою игрушку?
Впрочем, мои чувства и моя боль были только моей личной проблемой.
Когда автомобиль Соболева заехал на территорию дома, я как могла, медлила — выходить из машины мне не хотелось. Однако долго оттягивать свой выход у меня тоже не получилось: Соболев открыв мою дверь, протянул мне руку.
Я смотрела на его раскрытую в галантном жесте ладонь и видела эту же ладонь, сжимающую талию чужой девушки.
Сколько их было, этих девиц…
— Яна. – Голос Соболева прозвучал как приказ. Маска галантного кавалера слетела — передо мной стоял монстр, не терпящий возражений.
Понимая, что выбора всё равно нет, я вылезла из машины, так и не прикоснувшись к его руке.
Но перед дверьми дома снова замерла, точно зная: если и там нас сейчас встретит личная гостья Соболева, моя психика этого просто не выдержит.
— Что не так? – спросил Соболев, возвышаясь надо мной. — Двери открыты.
Это, наверное, тоже должно было прозвучать как приказ, но где-то в глубине его приказного тона я расслышала искреннее беспокойство — конечно, это была иллюзия, как и тот мой Дима, которого никогда не существовало.
— Твоя утренняя гостья уже уехала? – спросила я, ненавидя саму себя за то, насколько неуверенно звучит мой голос.
— Моя… кто? – нахмурился Соболев. – … откуда ты?
— Я звонила тебе сегодня утром, — не дождавшись окончания его фразы, поспешно ответила я, чувствуя, что слезы уже подступили близко, и если я буду медлить с ответом, то не сдержу их.
Соболев смотрел на меня с таким видом, будто я разговаривала с ним по- марсиански.
— Ты звонила мне? – переспросил он, с явным удивлением в голосе. – Сама?
— Я хотела сказать спасибо тебе за всё, что ты сделал для моих родных, — отведя взгляд в сторону, ответила я. — Мама и бабушка просто в восторге от дома, который ты купил.
— Мы купили, - зачем-то уточнил Соболев. — Я рад.
Возвышаясь надо мной почти на добрых полметра, он казался сейчас огромным львом, только что одержавшим победу в смертельном поединке: бледное лицо, пылающие огнём волосы, горящие каким-то потусторонним светом глаза.
— У меня не было пропущенных звонков.
«Прекрати об этом!» — хотелось закричать мне, но я понимала: Соболев не успокоится, пока не услышит всё до конца.
— Я звонила утром, на городской. Ты же всегда перед завтраками пропадаешь в спортзале, а там сотовый не берет…
Я слышала свои слова и сама понимала, насколько глупо они звучат. Неудивительно, что Соболев улыбнулся.
— Ты хорошо меня изучила, — хрипло произнес он. — Странно, что Раф не принес мне трубку.
—Ответил не Раф. – Я покосилась на дверь, желая во что бы то ни стало избежать прямого взгляда Соболева и в то же время мысленно умоляя его не врать мне.