— Я уберу, — рявкнул он. — Ты будешь отдыхать.

И когда все следы были смыты, он, вымыв руки, подошёл ко мне, нависнув надо мной как исполин над крошечным, дрожащим созданием.

— А ты не можешь быть беременной? – спросил Соболев, склонив голову на бок.

Глава 22

Ребенок.

Как только наши отношения с Соболевым перешли из платонических в физические, я стала мечтать о детях. Тем более что Дима сам поддерживал моё желание поскорее завести малыша.

Мы иногда вдвоём гадали, кто у нас родится первым, выбирали имена и будущие кружки для малышей…

Тогда, в тот момент, когда Соболев спросил меня о ребенке, я замерла – застыла, приложив руку к животу.

— У тебя уже пару дней задержка, да? – спросил Соболев, сощурившись. Я кивнула, так и не отмерев … от предвкушения: а что, если это правда?

Перед глазами пробежали картинки беременных подружек, разноцветных колясок, пинеток и чепчиков.

— Я съезжу за тестом, — взлохматив рыжие вихры, произнес Соболев. – А ты пока… полежи на диване.

Тем же утром я сделала тест, который ничего не показал. Впрочем, Соболев уже проконсультировался с каким-то врачом по телефону, и та сказала, что на ранних сроках тесты могут ошибаться. Если у меня задержка всего два дня, то возможно, надо немного подождать.

Соболев записал нас на прием, целый день носился со мной как с писаной торбой и даже собирался лечь спать со мной в одной комнате. Но в этот момент я уже дошла до ручки — и просто закрылась одна в той комнате, где спала последние дней десять.

А ночью у меня скрутило живот.

Не было никакой беременности, месячные просто опоздали, даже не на два, а всего лишь на один день.

И ребенка никакого никогда не было.

Помню, как я открыла окно, обернулась одеялом и всю ночь просидела на подоконнике, глядя в черное небо — пытаясь найти там, среди звёзд, ответы на свои вопросы.

Говорят, души детей сами выбирают семьи, где им родиться. У кого-то из народов, то ли у китайцев, то ли у японцев, когда женщина беременеет, она честно рассказывает душе ребёнка обо всём, что происходит в её семье: где они живут, какой у них статус, чего будущие родители ожидают от своего малыша… И если после этого беременность прерывается, то будущие родители искренне верят, что душа не захотела рождаться в предложенных малышу обстоятельствах, и ушла искать другую семью.

Обняв свой живот, я с усмешкой подумала о нашем с Соболевым браке. Выберет ли хоть одна душа наш «союз» или помчится дальше, стараясь даже забыть о том, что приблизилась к нам…

Имела ли я моральное право приводить невинного малыша в этот мир, в эту семью, где его (или её) отец физически познал не только свою жену, но ещё и её сестру, причинив затем последней внушительную боль?

Утром я спустилась на кухню и пила кофе до тех пор, пока Соболев не появился на первом этаже.

— Врач не понадобится, — сказала я, глядя Диме прямо в глаза. – И ещё, я хочу пожить отдельно.

Я до сих пор не знаю, почему он тогда согласился меня отпустить. Пусть не навсегда, пусть с оговорками, что его люди будут внимательно за мной следить – но, тем не менее, я получила хотя бы иллюзию свободы.

По крайней мере, тогда мне так казалось.

Сейчас же, попав снова в этот дом — кажется, именно в этой комнате я и ночевала, когда ушла из нашей общей спальни — я поняла, что никакой свободы не было.

Было всего лишь раздельное проживание.

Всё было именно так, как сказал Соболев: я оставалась его женой не только на людях, но и даже в своих собственных мыслях. Господи, даже в мыслях!!!

Ведь окажись всё по другому, не было бы мне сейчас так дико больно от того, что он сделал. Если бы я по настоящему мечтала о своей свободе от него, я бы была рада стать живой свидетельницей его измены. А мне физически стало плохо от того, что я увидела.

Впрочем, это ведь даже нельзя было назвать изменой — он предупредил меня, когда я переехала в отдельную квартиру, что не станет ждать, как дворовый пес.

— Пока ты не вернёшься в мою постель, я буду считать себя свободным проводить своё свободное время как захочу, — усмехнулся тогда Соболев, видимо, подумав, что эта его фраза может меня испугать. — Дрочить втихаря в ванной я больше не буду.

Он тогда честно предупредил меня…

Да что там, его личная секретарша Мариночка, его редкие фотографии в городских новостях, где он всегда был окружён компанией ярких, модельной внешности, девушек. И видео, присланное Анькой — на самом деле, свидетельств было много …Почему именно сейчас, когда я сама всё увидела, мне стало так плохо?

Закусив кулак, я внезапно поняла почему: потому что я всё ещё надеялась на счастливый конец нашей сказки. Наивно, да? Как там мама сказала: когда любишь, не замечаешь ничего вокруг. Секретарша могла специально так себя вести, чтобы вызвать во мне ревность; девицы могли быть просто декорацией; видео могло быть хорошим фотошопом — кажется, я могла бы убедить себя в чем угодно. Бред влюбленной дуры, оправдывающей своего милого.